Планзейгер. Хроника Знаменска - [15]

— Солидно, — сказал Семендяев, по старой чекистской привычке положив бланк текстом вниз. — Что стоишь-то? Садись. Так что за суета?

— Нас с Лёшкой встретил Разумович, — ответил Черемушкин, усевшись на стул. — Не дал даже от часового позвонить.

Едва он это произнес, затренькал телефон. Генерал поднял трубку, послушал кого-то, посопел, потом сказал «Добро» и опустил трубку.

— Про вас с Лёшкой ни слова, — произнес он. — А вот холуи Разумовича, сильно избитые и связанные по рукам-ногам, найдены на окраине Тамбова. В машине, принадлежащей Разумовичу. Сам же Разумович исчез. Ну, слушаю тебя.

— Суета из-за того, что Разумович не нашел в сумке золота, — сказал Черемушкин. — В пакете был булыжник. Эх он и разорался.

— Кто разорался — булыжник? — уточнил Семендяев.

— Разумович, — ответил Черемушкин. — Припрятали, говорит, золото…. Предупреждать нужно, Сергей Сергеевич, за чем посылаете, а-то ведь вляпаться можно только так.

И хохотнул.

— Что ржешь? — осведомился Семендяев.

— Да я над Лёшкой. Булыжник, как негр, таранил. А в нём, родимом, килограммов десять.

— Дитё ты ещё малое, — констатировал Семендяев. — Другой вопрос — откуда о золоте узнал Разумович. Кто-то, значит, у него на Объекте есть.

Сопя, полез в сумку, выудил сложенный вдвое лист, развернул. Прочитав, протянул Черемушкину.

Там было написано: «Прошу меня не искать. Ухожу из органов добровольно по религиозным соображения. Терпеть больше невмоготу. Е.Б.Разумович».

— Его почерк? — спросил Черемушкин, возвращая записку.

— Его, родимого, — ответил Семендяев и вновь полез в сумку. — Фарисей недобитый.

Пошарив в обширных внутренностях, проворчал: «Больше ничего нет», — и бросил на стол три малиновых служебных удостоверения: два — злосчастных оперов и одно — Разумовича.

После чего посмотрел на Черемушкина и сказал:

— Ну? Что с Валетом?

— Валет, он же Куарий Амбертович Гринбаум, он же Николай Альбертович Гриневский. Других данных нету, — отчеканил Черемушкин, понимая, что блокнот Берца Семендяеву показывать нельзя. Табу.

Откуда такая уверенность, Василий не знал. Сработала интуиция. Потом уже он понял, что никакая это не интуиция, а чистой воды запрет. Вот они — пять минут забвения в белом кресле. Всё не просто так.

— Откуда информация? — уточнил Семендяев.

— От Иеремии.

— Ещё кого-нибудь видел? — зевнув, спросил Семендяев.

— Были какие-то странные людишки, — пожав плечами, ответил Черемушкин.

— Значит, Иеремия, людишки, — понимающе сказал генерал. — Больше никого?

И вдруг, треснув ладонью по столу, заорал:

— А где ж вы сутки болтались? Я тебя вчера ещё ждал. Людишки, понимаешь, — он остывал на глазах. — Хотел тревогу поднимать. Ну, что скажешь?

— Место какое-то странное, товарищ генерал, — пробормотал Черемушкин, пряча глаза. — То есть город, то его нету. Заблудились, ночевали в лесу.

— Провалы во времени? — уже спокойно предположил Семендяев. — Вот ещё напасть-то. Ладно, всё, что видел, отрази в отчете.

Принялся засовывать в сумку тяжелую золотую руку.

— Простите, товарищ генерал, — сказал Черемушкин. — А кто такой этот Валет?

Семендяев чертыхнулся — рука в сумку решительно не лезла.

— Мне же придется его искать, — терпеливо продолжал Черемушкин. — Или не мне?

— Тебе, тебе, — пробормотал генерал и запихнул-таки драгоценность в сумку.

Сел, вытер вспотевший лоб и заговорил:

— Сам понимаешь, всё я тебе сказать не могу. Короче, этот Валет — та ещё птица. Как он оказался на Объекте, неизвестно, но он оказался и первым узнал про этот самый золотой артефакт (показал глазами на сумку). Выкопал его, присвоил, однако ненадолго, до поступления информации об артефакте к нам. Не буду рассказывать об операции по изъятию, но она была проведена успешно, самому же Валету как всегда удалось скрыться. А вот заключительную часть операции два наших опера благополучно провалили. Пришлось посылать на Объект людей, которые ранее не засветились.

— То есть, нас с Лёшкой, — сказал Черемушкин. — Нас там ни одна собака не знает.

— Молодец, — одобрил генерал. — Иди писать отчет…

Глава 12. Лукавишь, Василий Артемьевич

Этот день прошел в хлопотах и не оставил бы следа в памяти, если бы не одно «но». Аппарат в кармане ковбойки оказался вовсе не мобильным телефоном, а упакованным в компактную оболочку оцифрованным Кликом. На самом-то деле Клик был помещен в замкнутую инертную среду и опечатан печатью Баал-Зебуба, Черемушкину же досталась информационная матрица, щедро замешанная на астральной составляющей Клика. Матрица эта умела делать многое, в цифровом, естественно, плане: выполнять функцию приемо-передатчика, запоминать гигабайты информации, глушить вражеские каналы, транслировать телепередачи, подделывать любую электронную подпись, выходить в засекреченные сети, подключаться к любому компьютеру, серверу, центру, быть просто мобильником, фотоаппаратом, сканером, принтером, и так далее, и тому подобное. Мортимер свое дело знал туго.

Так вот этот информационный Клик сообщил Черемушкину, что Семендяев с ним, Василием, обходится некорректно. Посылая Черемушкина на задание, он подставлял его, жертвовал им, как материалом хилым, недоброкачественным, не созревшим, не востребованным, без роду, без племени. Но Черемушкин выдержал, вытерпел, выкарабкался, вознесся над собой. И это Семендяеву было неприятно, так как получалось, что он, Семендяев, вроде как ошибся. Споткнулся, так сказать, на ровном месте.