Планета Йоргов - [67]

Еще бы: память у меня была (ну, да: была — потому что меня больше нет) такая, что я без особого труда запомнил почти наизусть и книги Лима, и земную «Неполноценные: кто они — и мы?» Ларлда Старшего. А еще язык подвешен не хуже. Мой авторитет в Комитете координации поэтому быстро повышался.

Мне еще продолжало нравиться то, что было у землян. Но сидеть сразу на двух стульях было невозможно: я без всяких колебаний принял для себя нежелание всего Комитета что-либо менять в нашем социальном устройстве. Потому, что это меня больше устраивало: с вами я не видел для себя осуществления своего стремления к возвышению. Занял крайнюю позицию в рядах Комитета, и обвинителем тебя на суде уже не мог быть никто другой.

Но с устройством суда над тобой и Лимом Комитет тянул и тянул: из-за тех, кто боялся нарушить всякие демократические процедуры. Я это не понимал: из-за этого мы упустили время — ты уже начал распространять среди недолюдхов, как мы их называли, информацию о том, что каждого могло реально ожидать. Ты увеличивал свои силы — чем дальше, тем больше, и надвигалась невозможность уже справиться с вами. А мы продолжали дискуссии, бездарно теряя время.

Мне поэтому стало казаться слишком не предусмотрительным свержение Децемвирата: он, по крайней мере, действовал бы решительно. И я сделал попытку объединиться с бывшими децемвирами, входившими в Комитет. С их помощью и удалось добиться решения о суде.

А они уже готовили возвращение Децемвирата к власти: я получил предложение Гроя войти в него. Оно было повторено после суда: в качестве Первого Мудрейшего, то есть верховного главы Гардрара. Это же был предел моих мечтаний: я немедленно дал согласие. Меня абсолютно ничто не смущало: ни продолжение изготовления всевозможных изделий из мяса ликвидированных после отбраковки — под видом «из молодых сусов»; ни даже намерение Гроя полностью ликвидировать все молодое поколение, зараженное вашей пропагандой.

Я взлетел на вершину, упиваясь своим успехом. Но как на вершине высоких гор трудно дышать из-за разряженного воздуха, так в действительности неожиданно оказалось чересчур нелегко быть в Децемвирате, где невозможно было чувствовать себя спокойно. Даже в качестве Наимудрейшего, как в глаза называли меня: казавшегося мне персоной неприкосновенной — чьё мнение непререкаемо.

А на самом деле чисто представительской: потому что в Децемвирате всем распоряжался его давний хозяин — Грой. Мне оставалось лишь подписывать составленные им решения, которые, правда, у меня возражений никаких не вызывали. И еще зачитывать по трансляции речи от имени Децемвирата.

Не знаю, сколько бы еще просуществовал, даже если бы смирился со своей жалкой ролью. Ведь без твоих суперроботов, похищенных Варлхом, вы были почти бессильны противостоять Децемвирату, и дело уже неуклонно двигалось к его окончательной победе. А потому я становился ему больше ненужным: он сам, великий победитель вас, пытавшихся разрушить сверхсовершенное общество Гардрара, сможет занять моё место или даже объявить себя единоличным владыкой планеты.

Но я еще питал иллюзию, что сумею поставить на место всего лишь Второго Мудрейшего. Стал искать себе союзников, на которых смог бы опереться. Начал с Варлха: он казался наиболее подходящим. И узнал, что Грой намекнул остальным децемвирам, что меня следует уже ликвидировать и сделать потом героической жертвой атавистов. Варлх открыто сказал мне это, когда находились в подземном хранилище роботов, куда повел меня якобы для того, чтобы похвастать тем, что именно благодаря ему Децемвират побеждает.

На самом деле, чтобы угодить Грою: убить меня. Он успел вытащить и направить на меня свой лазерный пистолет; я — только сунуть в карман руку за своим, о котором он не знал. Он тогда меня предупредил, что выстрелит сразу, как только начну вынимать её. А я не стал: просто выстрелил, не вынимая пистолет из кармана.

Я оттащил потом труп его за дальний ряд роботов. Там он и должен валяться, если его еще не нашли. Поищите.

Я был обречен. Но Грой напрасно рассчитывал, что не поплатится сам: не на того напал! А с ним исчезнет и то, что олицетворяет он — без конца уничтожающий всех без разбора: врагов, соперников, клевретов. И я составил эту радиограмму, которая ушла к тебе в тот момент, когда датчик под радиобраслетом зафиксировал исчезновение ударов пульса.

Я сказал утром на заседании Децемвирата: «Вы без меня победить не сможете». Грой не поверил: усмехнулся. Потом смотрел мне в глаза, и я читал в них: «Ты надоел мне, и потому умрёшь». Но и я не отводил их — чтобы он прочел: «А ты уже не победишь». Сейчас, наверно, вспоминает мои слова — если еще жив.

Скорей всего, всё-таки, жив: ты не допустил тогда физического уничтожения Децемвирата — не допустишь, если сможешь, расправы без суда. Только больше не щади уже их: нельзя таких оставлять в живых. Ни в коем случае: опасно. Особенно, его.

Много чего можно бы еще сказать, но, пожалуй, ограничусь только этим: не поминайте меня лихом».

Дордж, спавший крепким сном, сидя в кресле рядом, заворочался, и Конбр сообразил, что надо разбудить его: дать прочесть тоже. Стал трясти его, но Дордж сразу не хотел просыпаться.