Планета матери моей - [42]

Я горячо отозвался:

— Это и верно и неверно. Разумеется, у войны свои законы. Но война кончилась! Вдова — не пожизненное звание.

— Таков удел многих женщин. Учительница, у всех на виду. Мой долг служить примером.

— Но я-то за что наказан, Халлы?!

— Начни все сызнова.

Она отступила на два шага и, заломив руки, сцепила пальцы на затылке. Стояла передо мною, вытянувшись в струну, недосягаемая, гордая.

Мензер не сводила очарованного взгляда с расстилавшейся у наших ног долины. О чем она думала сейчас? Чего ждет от меня? Чтобы я вечно был подле нее без надежды на обладание? Обожать — и не прикоснуться?

— Знаешь, что мне сейчас представилось? Будто протекли годы, мы стоим на пороге твоего дома, и твой ребенок теребит меня за край платья, пытается выговорить: «Мензер-муэллиме…» Я целую его глазки и шепчу: «Называй меня просто Халлы, дорогой!»

— Ты большая фантазерка.

— Поздно, — услышал я.

И не сразу понял, что ее слова относятся уже не к нашему разговору, а к наступающему вечеру.

День в самом деле близился к закату. Солнце над Эргюнешем стало будто золотое яблочко, подвешенное на нитке. Невидимая рука то медленно опускала блистающий плод, то рывком продергивала его сквозь слои сизых и румяно-розовых облаков…

26

Теперь я вспоминаю себя уже покинувшим родные места. Перебравшись в Баку, я испытал на первых порах чувство облегчения: никто меня здесь не знал. Значит, и прошлое можно забыть, оно больше не будет тяготеть надо мною! Человеку свойственно повсюду завязывать дружеские связи, обрастать знакомствами. Неотторжима от него и память о прошедшем.

В Баку я поступил учиться в транспортный техникум. После экзамена меня определили сразу на последний курс: послевоенное время нуждалось в ускоренном выпуске специалистов. Я стал получать стипендию. При техникуме было и общежитие. Еще недавно здесь размещался военный госпиталь, но ни ремонта, ни переоборудования в доме произвести не успели. В тесные комнатки набились те, кто приехал раньше.

Меня пригласил к себе директор.

— Ты не забыл, что необходимо получить городскую прописку и встать на учет в военкомате? — сказал он без всяких предисловий. — Пока ты числишься студентом лишь условно.

— К чему такая спешка? — уклончиво отозвался я. — Ведь я не собираюсь сбегать из города.

Директор усмехнулся.

— Верю, что не сбежишь. Но таков здесь порядок, в отличие от деревни. Отдел милиции должен поставить печать в паспорте.

— Разве милиции недостаточно знать, что я ваш студент?

— Послушай, тебя что-нибудь затрудняет?

— У меня нет в Баку ни одной живой души. Только это.

— Гм… а где же ты ночуешь? Я молча потупился.

— Как? Неужели на вокзале? — Директор потер лоб ладонью и окинул меня заинтересованным взглядом с головы до ног.

— Если уж сознаться, то сплю в пустом классе. Товарищи обещали не проговориться, пока я не устроюсь как-нибудь иначе.

— И долго длится это «пока»? Прошел целый месяц учебы, скоро наступит осенняя непогода, на голых скамьях не больно поспишь.

— Комендант общежития дал мне под честное слово постель: тюфяк, одеяло, подушку.

Директор покачал головой:

— Я не могу этого разрешить. Со временем тебя надо законно поселить в общежитии, а пока сними хоть какой-нибудь угол. Техникум частично оплатит квартирные расходы.

— Даже не знаю, куда толкнуться?

— Попробуй поискать на окраине, там дешевле. А прописку организуем в общежитии.

— Укажите какой-нибудь адрес. Я здесь человек новый.

Директор заразительно рассмеялся.

— Ну какой может быть адрес у бабочек и мотыльков?

— У мотыльков?

— У тех жителей, которые перепархивают с места на место. Окраину у нас негласно окрестили «нахалстроем»; там поселяются временно, пока не укоренятся в Баку и не переберутся на постоянное жительство в дома с удобствами.

— Я удобств не ищу, лишь бы голову приклонить.

— Похвально, юноша. А как обстоит дело с твоей семьей?

— Пока живут в селении.

— Тогда все отлично. С одного тебя много не возьмут. Принимайся за поиски квартиры сегодня же.

После лекций я сел на трамвай и доехал до последней остановки. Здесь домишки строились вразброс, как попало. Будто небо от земли, здешние кривые переулки отличались от стройных красивых улиц центра Баку. Очень удивили меня они своей неряшливостью.

Мне быстро повезло. Удалось снять каморку в небольшом домике со следами свежей побелки. Сын хозяев тоже был студентом, он учился на биологическом факультете Азербайджанского государственного университета. Хозяин — недавний фронтовик, чтобы дать образование единственному сыну, перебрался в Баку из селения и готов был мириться со всеми неудобствами нынешнего жилья.

Хозяин, крепкий пятидесятилетний мужчина, еще в окопах Сталинграда поклялся себе, что если останется в живых, то ничего не пожалеет, лишь бы сын его достиг вершин науки. «Эх, мне бы ученье!..» — вздыхал он. Его жена тотчас ревниво добавляла, что ее муж и такой какой есть не хуже других. «Все узорные решетки на окнах в нашем селе вышли из его рук. Он не простой кузнец, хотя пальцы от молота так затвердели, что мягкий хлеб берет в руки будто брус железа».

С хозяйским сыном Билалом мы скоро сошлись поближе. Поначалу он казался мне не по возрасту замкнутым, даже высокомерным, но так проявлялись в нем целеустремленность и любознательность. Ночами, заслонив лампу газетой, он допоздна читал свои толстые учебники.