Планета Энунда - [3]

Цепляясь руками за ветви деревьев, Хил с трудом встал на ноги. Последний раз ему приходилось бегать ещё в детстве. Конечно, ползать намного удобнее и безопаснее, но в этой ситуации Хилу не представлялось иного выхода, кроме как пойти на риск. Бег, даже самый плохой, все же в два раза быстрее ползанья. Геликоптер вернётся не ранее, чем через час, и за это время он надеялся пересечь пустошь в вертикальном положении.

Некоторое время Хил стоял, перенося центр тяжести с одной ноги на другую, словно примериваясь, потом наконец решился и неуклюже, враскорячку, побежал — сначала по сухому пружинящему мху, а потом по мягкой кочковатой земле. Он бежал изо всех сил, раскачиваясь на ходу, как впервые вставший на задние лапы цирковой медведь, бежал медленно, но упорно, и уже покрыл примерно половину расстояния, когда знакомый комариный гул раздался слева и сзади него, совсем не с той стороны, откуда он ожидал. Хил обернулся и увидел геликоптер, быстро и низко приближающийся к нему. Тогда он побежал зигзагами, резко бросаясь из стороны в сторону, и упал только тогда, когда услышал пронзительный свист ракеты.

Накрыв голову руками, он лежал в густой пахучей траве и слушал, как ракета свистит позади него, над ним и с грохотом, от которого закладывает уши, рвётся впереди. Взрывная волна отбросила Хила назад, и он успел увидеть, как две другие ракеты наискосок идут к земле, в то время как над воронкой ещё клубится пламя, а сверху сыплются куски дёрна. Дождавшись, когда двойной удар потряс пустошь, он снова пополз вперёд, отплёвываясь от пыли и почти ничего не различая в едком ядовито-жёлтом дыму. Геликоптер промахнулся. Такого на памяти Хила ещё не случалось.

Едва только село солнце, как Сергей приказал роботам замкнуть кольцо окружения.

Хил спал, втиснувшись в щель между двумя огромными валунами, когда в пятистах метрах от него один из роботов неосторожно задел за ветку. Ночь была безлунная, туманная, и даже Хил, видевший в темноте почти как днём, не решился покинуть своё убежище в столь глухой и опасный час. Он быстро и бесшумно приготовил к бою оружие и стал ждать, что будет дальше.

Когда спустя полчаса слева от него раздался новый шорох, Хил уже знал, кто именно подкрадывается к нему. Это не мог быть ни длиннохвост, ни человек, ни камышовый удав, ни вообще кто-нибудь живой. Под сводами ночного леса двигались искусственные существа, синтеты — очень-очень осторожные, но все же синтеты. А ведь всем известно, что синтет глупее ребёнка. Хил не собирался поднимать лишнего шума и выбрал из своего арсенала только нож и молекулярный дезинтегратор. Первому из приблизившихся к нему синтетов он всадил остро отточенное лезвие туда, где у роботов обычно находится электронный разум. Двух следующих разнёс на части из дезинтегратора. Но врагов ещё оставалось слишком много, и с собой они тащили какие-то громоздкие приспособления, назначение которых не было понятно Хилу. Действия синтетов были планомерны, точны и согласованны. Чья-то сильная и гибкая воля направляла их — воля человека. Хил ощутил, что где-то за лесом, почти на пределе дальности действия его оружия, находится какое-то огромное металлическое сооружение размером куда больше танка или самоходки, и вот именно из этого стального купола и исходили приказы, направлявшие каждый шаг, каждое движение синтетов. Одну за другой Хил выпустил в том направлении все ракеты с газообразной взрывчаткой и, дождавшись, пока тяжёлое невидимое облако расползлось по земле, приготовил зажигательный патрон. Спустя секунду взрыв, куда более мощный, чем взрыв атомной бомбы того же веса, должен был пробить почву до скального основания, разметать в щепки несколько гектаров леса, обратить в вакуум порядочный кусок атмосферы и перемешать с пылью и прахом убежище, в котором скрывался враг.

Однако пальцы Хила почему-то отказывались повиноваться ему. На плечи навалилась странная тяжесть. Что-то сдавило грудь, спину, голову. Он не мог даже шевельнуться. Он был распластан, распят в пустоте. Какая-то неведомая сила приподняла его над землёй, проволокла метров пятьдесят по воздуху и швырнула прямо в лапы синтетов.

Они встретились утром в узком и длинном помещении столовой, перегороженной пополам силовым полем.

Ночью они оба не спали. Сергей обдумывал предстоящий разговор, Хил каждую минуту ожидал смерти.

Для Сергея психология гостя являлась совершенной загадкой. Судя по всему, энундец родился уже после того, как пожар войны превратил его планету в тлеющее пепелище. Он был свидетелем вырождения и гибели своего народа, ради того, чтобы выжить, ему пришлось научиться убивать, и сейчас невозможно было даже предположить, что является для него Добром, а что — Злом, знает ли он о любви и великодушии вообще, способен ли он к нормальному общению.

Хил, в свою очередь, ломал голову над странным и необъяснимым поведением напавших на него существ. Ни подземники, ни бродяги не брали пленных, за исключением тех редких случаев, когда колдунам из людских пещер нужны были для врачевания кровь и кожа. Правда, ходили смутные слухи о том, что где-то людей отлавливают для того, чтобы питаться ими в голодные зимние месяцы, однако это больше походило на вымысел: Хил знал, что человеческое мясо опаснее мяса длиннохвостов, и те, кто его пробовал, болеют и умирают. За свою собственную жизнь Хил почти не боялся, полагая, что дни его сочтены, но его мучило сознание вины перед теми, чьё существование зависело от него. Ночью Хил подсчитал, сколько суток миновало с тех пор, как он покинул дом. На одной его руке было шесть пальцев, на другой — семь. Три дня назад он загнул их все и начал счёт сначала. Всего, значит, шестнадцать суток. Пищи в пещере ещё на неделю-две. Когда она окончится, на поверхность придётся подняться матери. Хорошо ещё, если её убьёт первый попавшийся бродяга или прикончит длиннохвост. Хуже, если она тоже попадёт к колдунам.