Пламя - [28]

Я неохотно согласился, хотя на самом деле сильно сомневался в том, что оно имело в виду. Затем я запросил дополнительную информацию об участии моего собеседника в расовом сознании. С минуту или две пламя молчало, а потом сказало:

— Было время, когда отдельный индивид, пробуждаясь, попросту обнаруживал, что обладает расовым разумом, разумом солнца, и что в этом образе существования он частично вовлечен в общение с сознаниями народов на других звездах или их планетах. Познание и действие на этом уровне жизни отличались от индивидуального образа познания и действия столь же существенно, как жизнь одной вашей кровяной клетки отличается от вашей собственной жизни как человеческой особи. Пребывая в индивидуальном состоянии, мы не очень хорошо помнили опыт коллективного состояния, но он был связан с диссонансом и гармонией расового разума, и проработкой (если можно так выразиться) духовной музыки космоса. Не помня деталей всего огромного опыта, мы испытывали его сильнейшее влияние. Он побуждал нас видеть частную жизнь в истинной связи со всей остальной духовной вселенной, представляя ее одновременно и менее важной, и более существенной, чем она могла показаться; более того, ориентируя ее в направлении духа гораздо более твердо, чем это возможно у вас.

— Как это — менее важной и более существенной? — спросил я. — Что вы хотите этим сказать?

После некоторого раздумья пламя ответило:

— Менее важной потому, что, так как в космосе существует столь много мириад частных особей, судьба любой одной из них никак не повлияет на всю их совокупность; более же существенной потому, что даже в самых высоких своих сферах дух является достижением всех индивидов, всего их сообщества.

Все это было настолько непонятно, что я не могу ручаться за точность передачи. Но в тот момент я получил очень сильное впечатление о двух сферах индивидуального познания, одна из которых более или менее соответствовала нашему собственному, тогда как другая была совершенно иного порядка.

К этому моменту я уже порядком утомился, да и ящик для угля почти опустел. Я собрался было намекнуть, что пора бы и ложиться, но тут пламя заговорило снова:

— Для тех из нас, кто был оторван от солнца во время образования планет, все это великолепие расового познания на какое-то время сделалось недоступным. Физические условия ухудшились настолько, что наши экстрасенсорные способности не могли подниматься выше уровня обычной телепатической связи с другими индивидами. Новую возможность поддерживать расовый разум, но уже в гораздо меньших объемах, мы получили лишь после того, как обжились на расплавленных планетах и достигли нового, но более скудного, равновесия. И хотя как отдельные особи мы теперь опять могли участвовать в коллективной мудрости нашей расы, разум самой расы (который, конечно же, есть не что иное, как наши собственные умы, но только объединенные и «усиленные» за счет тесного духовного общения) почти полностью утратил способность устанавливать контакты с другими расовыми умами. Мы практически ничего о них не знаем и лишь смутно ощущаем их присутствие; наш расовый разум — словно человек, сидящий в темной тюрьме и вслушивающийся в неясные звуки доносящихся снаружи голосов.

Пламя замолчало, но едва я открыл рот, чтобы положить конец нашей беседе, как оно снова продолжило:

— Солнечное возмущение, ставшее причиной возникновения планет, было чем-то совершенно неожиданным и ошеломляющим. Для нас — ссыльных — оно стало величайшим и трагическим переломным моментом не только личной жизни, но и истории. Широкий Солнечное возмущение, ставшее причиной возникновения планет, было чем-то совершенно неожиданным и ошеломляющим. Для нас — ссыльных — оно стало величайшим и трагическим переломным моментом не только личной жизни, но и истории. Широкий протуберанец, оторвавшийся от поверхности солнца, унес с собой десятки миллиардов моих сородичей. Образно выражаясь, мы и ахнуть не успели, как потеряли знакомый нам мир. Огромный «водяной смерч» в конечном счете отделился от солнца и вытянулся в струйку пламени, уходящую в сторону от вращающейся солнечной сферы. Температурные условия, да и режим атмосферного давления, стали крайне неблагоприятными. Несметные миллионы погибли. Струйка быстро конденсировалась в десять крупных капель, каждая из которых представляла собой одну из планет, шар раскаленной жидкости, окруженный глубокой атмосферой горячих газов. Для нас, толпившихся вблизи от поверхности наших новых и едва теплящихся миров, главной проблемой был смертельный холод. После солнечного климата, земной оказался арктическим. Не сомневаюсь, наши собратья на других планетах страдали не меньше. Не знаю, сколько еще миллионов нас были убиты этими новыми планетарными условиями, но уж точно большинство из тех, что выжили во время путешествия от солнца. Сначала мы жили в состоянии бессловесной дремоты, или полного забытья, на нынешней поверхности океана раскаленной лавы, но постепенно наша поразительно гибкая натура приспособилась к новому окружению. Мало-помалу мы снова пробудились, хотя уже и не до интенсивной яркости, которая, как мы все еще смутно помнили, была присуща нашей солнечной жизни. В дальнейшем нам удалось вернуться на прежние высоты философии, искусства, личной гармонии и тесного духовного общения, а также религиозного познания, и каждый новый опыт приходил к нам с навязчивым ощущением фамильярности и подозрением, что новая версия является лишь плохо продуманным и частичным суррогатом старой.