Пламя - [10]

Занятно, но «Последние люди в Лондоне», тем не менее, дают нам своего рода прелюдию к «Странному Джону» Стэплдона — в форме обладающего выдающимся умом парнишки Хампти, который, теоретизируя, заявляет, что он — первый из высшей, если не совсем иной, расы людей. Он убежден, что может либо повести человеческую расу за собой, либо уничтожить ее и создать новый вид. Хампти, у которого гротескная внешность, умирает, так и не достигнув своей цели, но главный герой, Пол, чувствует, что он был мутантом, способным поднять человечество на новый уровень.

С учетом того, что это была скорее солянка из всякой всячины, нежели единообразное произведение, «Последние люди в Лондоне» получили более восторженный прием, чем заслуживали. Отзывы в основном поступали из Англии, так как в США книгу напечатали лишь спустя сорок лет. Тем не менее, одна из глав этой книги представляет значительный интерес уже хотя бы потому, что дает нам определенное понимание того, как Стэплдон жил те четыре года, которые он провел в квакерской Санитарной Службе Друзей. В предисловии Стэплдон сообщает: «Последняя часть главы о войне, хотя она и основана на некотором личном опыте, является чистым вымыслом». Действие, происходящее в этой главе, несомненно, по большей части является вымышленным, но подробное описание образования Службы, типа людей, в ней работавших, и общей природы этой работы, безусловно, подлинные.

Стэплдон говорит, что Служба была образована квакерами (которые по религии своей — пацифисты) как допустимая альтернатива воинской повинности. Кроме них в эту Службу вошли все «прикидывавшиеся» пацифистами, а также мужчины, которые были признаны негодными к воинской службе, хотя и предпочти бы сражаться. Всеобъемлющее чувство вины некоторых из тех, что были частью этого подразделения, и двойственное отношение население, которое считало членов этого корпуса либо презренными трусами, либо людьми, делающими немало хорошего, описаны в книге полно и благожелательно.

Армия относилась к квакерской Санитарной Службе Друзей как к ненужному придатку, и членам службы на поле боя не доверяли. Они сопровождали раненых и делали все то, что вполне могли бы делать и за линией фронта. Бывало, случались долгие периоды бездействия, во время которых люди по собственному желанию вычищали и отполировывали амуницию до стандартов, которых никто от них и не ждал. Во время парочки крупных сражений, когда потери исчислялись сотнями человек, эффективность и неустанная работа Службы заслужили ворчливое одобрение от французского корпуса, к которому она была прикомандирована. Снаряжением санитарам служила офицерского типа униформа с большими красными крестами на рукавах, и хотя вставал этический вопрос, делает ли это их частью армии, они, как правило, все соблюдали определенную дисциплину, методологию и почести. Так как они не афишировали свой пацифизм и старались участвовать в военно-экономической деятельности в максимально дозволенных им пределах, дискриминации их практически не подвергали, хотя на протяжении всей войны и после нее многим в лицо высказывались серьезные претензии и сомнения, сводившиеся всегда, в десятках его вариаций, к одному и тому же вопросу: «Тебе действительно убеждения не позволяют сражаться, или же ты просто трус?»

В 1932 году умер отец Олафа Стэплдона. Его мать ушла из жизни тремя годами позднее. Их единственным наследником был Олаф, который в память о родителях передал общественности в виде парка обширный участок лесонасаждений, располагавшийся неподалеку от его дома на Калдис-Хилл. Парк этот и сегодня известен как Стэплдон-Вуд. Я уже упоминал, что наследство оставалось для Стэплдона основным источником дохода до самого конца его жизни. Стэплдон сам честно говорит об этом:

…Я живу главным образом на дивиденды и другие добытые нечестным путем деньги, хотя и провозглашаю, что система, за счет которой я живу, должна уйти. Но жить должен, или буду, и я; как должна жить, или будет, и моя семья; и будет жить столь богато, сколь это нужно будет для их развития в личном плане. Не научившись зарабатывать достаточно честным тяжелым трудом (я, разумеется, трудился, но то был не такой труд, какой общество полагает подходящим для адекватного его вознаграждения), я, с надлежащей благодарностью, вынужден прибегнуть к дивидендам, ровно до тех пор, пока наша община не заберет себе в собственность средства производства и не предоставит мне какой-нибудь менее постыдный источник дохода.

В «Странном Джоне» («Метуэн», 1935) рассказывается о человеческой мутации, результат которой — выдающиеся умственные способности и свои собственные стандарты нравственности. Эта книга может считаться первым романом Стэплдона. Количество и длина хвалебных на него рецензий (столь хвалебных, что для полного осмысления требуется более внимательный его осмотр) превысили даже те, которыми сопровождался выход «Первых и последних людей». «Странный Джон» показался публике более простым как в плане чтения, так и плане понимания, и потому быстро обеспечил публикацию американского издания («Даттон», 1936). Учитывая экономическую ситуацию того периода, оба издания можно считать успешными: рабочий человек в скромных условиях, вероятно, мог бы целый год жить на полученные Стэплдоном от издателей деньги. Книга долго пользовалась популярностью и стала наиболее часто переиздаваемым произведением автора. Она отчетливо показала, что Стэплдон — не просто обладающий воображением рассказчик, но и располагает потенциалом для превращения в первоклассного романиста еще и в плане стилистическом. К сожалению, он либо не распознал в себе этот талант, либо не пожелал его развивать.