Пламя потухшего вулкана - [51]

«20 октября 2003 г.

Когда мы с Семеном шли с акции ГКПЧ, я увидел двух мальчиков, и мне показалось, что один издевается своими поступками над другим, который помладше. Тогда я подошел к ним и подарил по одной книжке „Дорога к счастью“. Они были довольны».

— 3-

Ещё в августе Семен многократно говорил о необходимости расширения деятельности Фонда, приводя в пример чтение лекций в школах и на различных предприятиях. У него даже имелась специальная брошюрка, называвшаяся «Методическим пособием для проведения уроков по книге „Дорога к счастью“», которую я приобрел всего лишь ради любопытства, но именно она и породила грандиозную мысль (во всяком случае для меня она казалась такой). Я вспомнил свое житие в гимназии «Грейс» и сразу подумал: «Вот где нужен нерелигиозный моральный кодекс!».

Я вместе с Серым перевелся туда в начале восьмого класса. Гимназия представляла собой закрытое заведение, поэтому там мы стали учиться и жить. Находилась она за городом, в очень красивом, историческом месте близ Финского залива — великокняжеской усадьбе Михаиловка, расположенной между Стрельной и Петродворцом. Домой нас отпускали только раз в неделю на выходной. Первые месяцы, конечно, было нелегко (тогда нас вообще никуда не отпускали), но это имело и определенную пользу, поскольку позволило сосредоточиться на учебе, так что уже к новому году я смог заметно подтянуть свои школьные знания. Помимо уроков нас возили по музеям, разным достопримечательностям, в филармонию. Почему-то очень запомнилась экскурсия в университет близ Петергофа, где показывали самую большую в стране аэродинамическую трубу. Часть летних каникул прошла в плановой поездке по «Золотому кольцу» России. Я увидел Суздаль, Владимир, Москву, наконец. Серега даже в Америке потом побывал перед выпуском, но я к тому времени уже учился в другом месте.

В тот год, когда мы пришли, она только-только открылась, причем еще неофициально. Распахнуть двери учебного заведения без желающих в нем обучаться по закону было нельзя, а гарантировать получение государственных аттестатов можно было, только имея лицензию. Другое щекотливое обстоятельство состояло в том, что гимназию основала южнокорейская протестантская миссия, и поэтому, помимо обучения, в ней ставилась цель приучить нас к соответствующим религиозным традициям. Обеспеченных родителей такая картина отпугивала и набрать первых учеников оказалось непросто. Чтобы завлечь желающих пристроить своих чад, поток 1994 года, в качестве исключения, объявили полностью бесплатным, пообещав урегулировать к выпуску все формальности с Министерством образования. Результат не заставил себя ждать, и к началу октября сорок пять пацанов угодливо вышагивали строем, на радость основателю. Пастор пытался лично следить за становлением своего детища и даже поселился на чердаке учебного корпуса, в неприветливой комнатке с маленьким окошком под потолком, но по-русски он не понимал, показуха царила даже на уровне администрации, поэтому сложно сказать, имелось ли у него сколько-нибудь реальное представление о существующем положении дел. Большинство ребят, мягко говоря, плевать хотели на религию, нечасто проявляя даже элементарное мирское уважение. На фоне внешней праведности те, кто посильнее, били слабых, отбирали личные вещи, некоторые личности водку хлестали и даже план покуривали перед молитвами. Особенно больно вспоминать, когда во время проповеди пастор отворачивался, а ему за спиной факи показывали — все-таки он хотел для нас добра и немало его сделал. Наряду с этим беспрестанно велась внутренняя и «витринная» пропаганда, вещавшая, что мы — избранная Богом элита, будущие лидеры, президенты страны, и так далее. Было на редкость отвратительно. На следующий учебный год расхваливаемое и действительное разверзлось в моем сознании такой широкой пропастью, что в неё провалилось даже качественное образование, и у меня началась глубокая депрессия. Два раза я устраивал ночной побег домой, пытаясь выразить протест, но никаких основополагающих реформ это не повлекло. Директор — Юрий Владимирович — меня понимал, но ничего поделать не мог, так как сам был лишь пешкой, осуществлявшей большие планы религиозного начальства. После какой-то очередной выходки «братишек» я пришел к нему со слезами на глазах и дрожащим голосом уговорил меня отчислить. Спустя некоторое время, уже возвратившись в старую школу, где я учился до восьмого класса, у меня появилось намерение поступить в «грейсовскую» духовную семинарию, дабы после ее окончания распределиться оттуда в гимназию и с позиций накопленного опыта поправить там положение дел. Я даже приезжал по этому поводу на переговоры к Александре Петровне — переводчице пастора, но вскоре меня ослепил свет вспыхнувшего солнца Церкви Объединения и устремления переместились в другом направлении.

И, вот, теперь, спустя почти десятилетие, у меня появилась возможность предпринять то, что я не смог сделать тогда. «Дорога к счастью» казалась идеальным инструментом для этого. Поскольку моральный кодекс ЛРХ не призывал к следованию какой-то определенной религии в противовес христианской вере, которую прививала миссия «Грейс», и я не нашел в нем ничего, что противоречило бы протестантским принципам, распространение его идей, как я полагал, могло бы оказаться руководству гимназии только на руку. На обучение принимались мальчики, начиная с восьмого класса и, несмотря на навязчивое религиозное воспитание, лишь немногие по истечении четырех лет покидали ее стены, «воистину приняв сердцем Иисуса Христа». Таким образом, для одних «Дорога к счастью» смогла бы стать своего рода ступенькой для скорейшего поднятия к уровню библейских добродетелей и принятия соответствующей идеологии, а для других — альтернативой, дающей приемлемые понятия о хорошем и плохом, что способствовало бы искоренению многих конфликтов.