Пламя и ветер - [192]

— Да, молодец, молодец, он верно написал! — воскликнул Роудный, взмахнув руками. — Правда проста, — добавил он. — Вот только путь к ней труден, тернист, кровав.

Стремительно распахнулась дверь, вошел художник Грдличка, а за ним Трезал, словно по уговору.

— Что мне делать? — спросил испуганный Грдличка, даже не поздоровавшись, не сняв шляпы. — Я только что вернулся из Свратки, нарочно запоздал на призыв. Не идти же мне, в самом деле, сражаться за императора и Австрию! Но что мне будет за то, что я не явился на призыв? Меня все равно арестуют и отправят на фронт. А если я откажусь стрелять, меня поставят к стенке. Один человек ничего не может сделать. Или может? Много ли таких, как я?

— У меня взяли троих сыновей, — начал Трезал, нарушив молчание, воцарившееся в комнатке после отчаянных вопросов художника. — Что можно сделать, кроме как повиноваться и пойти в казармы? У меня взяли троих сыновей... Хорошо еще, что мой младший, Эвжен, — одноглазый калека, какое это счастье, друзья мои!

— Придется идти, — надломленным голосом сказал художник. — Но лучше я прострелю себе руку, чем стану убивать людей. — Прощаясь, он кивнул: — До скорого свидания. Может быть, все кончится еще до того, как я попаду на фронт? Говорят, что русские уже идут на Краков.

Он ушел, не закрыв двери. В нее ворвались звуки военной музыки.

2

Полковой оркестр снова промаршировал по площади. В эту же минуту из ратуши вышел стражник Лесина. Ему нужно было найти двух мужчин — для помощи в одном срочном деле.

Прежде всего Лесина поглядел, нет ли поблизости Альмы Вальти.

— Где же он, черт его подери? Каждый день болтается перед носом, а когда нужен, словно сквозь землю провалился!

Наконец он нашел Альму на лугу, в военном лагере. Сотни и тысячи резервистов собрались там. Палатки, полевые кухни, дымившиеся с утра до вечера, повозки и лошади, скот, приведенный на убой, охапки соломы и сена, мешки муки и сахара, ящики консервов, связки ремней, веревки, мотки проволоки, — так выглядел этот лагерь.

Унтеры бегали, покрикивая на солдат, кого-то выстраивали в шеренги, куда-то: вели новобранцев в штатской одежде и в мундирах. Казалось, здесь царит бессмысленная, ненужная суетня. Но попадались и островки спокойствия — солдаты и штатские, укрывшись в тени повозок, играли в карты или, собравшись вокруг гармониста, слушали его игру и пели. Тут же бродили крестьянки в низко надвинутых платках, разыскивая своих близких, расспрашивая о них. Иные уже сидели, обнявшись с солдатами, — ах, если бы можно было вот так держать и не отпускать «своего» никуда!

Всюду вертелись подростки и дети. Нищие во главе с Симайзлихой обступили полевые кухни. На этот раз все они были в ладу друг с другом, прямо-таки не верилось: сообща они возносили хвалу господу богу и императору-миротворцу, уписывая за обе щеки похлебку из солдатских котелков. Тут же собрались собаки разнообразнейшего роста и масти, среди них был и Енерал. Собаки горожан, прежде важные с виду, теперь заискивающе вертели хвостами, прося подачки. Никто не пинал их ногой, солдаты кидали им куски мяса и кнедлики, такие вязкие, что собаки не могли сожрать их: кнедлики прилипали к нёбу — ни разжевать, ни проглотить!

Шпиц Перлин как ошпаренный бегал с кнедликом в пасти, чувствуя, что задыхается, ничего не видя и не слыша. С перепугу он наткнулся на своего давнего недруга Енерала и повалился перед ним наземь. Енерал яростно вцепился ему в загривок, сильно тряхнул, отшвырнул в сторону и равнодушно отвернулся.

Перлин остался недвижим на истоптанной траве около военной повозки с хлебом. Раны на нем не было видно, и он лежал в своей летней попонке так, словно спокойно почивал дома, на пружинном матрасике.

Стражник Лесина был свидетелем этой тихой и трагической кончины любимца своего патрона, но ему некогда было обратить на нее внимание, потому что он как раз увидел Альму — тот с аппетитом пожирал гуляш. Лесина устремился к нему, схватил его за шиворот и категорическим тоном приказал:

— Пойдешь со мной, есть одно дельце.

— Д-дай-те же м-мне д-доесть!

— Не выйдет, дело спешное. И нужен еще кто-нибудь.

— А что за дело? — недовольно спросил Альма, вытирая засаленные губы.

— Важное. Вот увидишь. Не знаешь, где Рейголовы?

— Пепика взяли в солдаты.

— Это я знаю получше тебя.

Зато Франтишек Рейгола был поблизости: сидя на повозке, он резался с солдатами в карты и не пожелал отрываться от игры.

— Я тебе приказываю! — загремел стражник.

— Не пугай, пугало! — засмеялись игроки. — Ты чего разоряешься, петушиный хохол, мы тебе не арестанты. Заворачивай оглобли, ты нам не начальник.

Франта Рейгола хихикнул:

— Я как раз сражаюсь за Австрию, гляньте-ка, у меня туз треф, факт, что выиграю. А зачем вам нужен именно я?

— Потому что ты ловкий парень.

— А Сватя Чешпиво чем хуже? Он где-то тут рядом.

— Ах, он тут, паразит! А дома его ищут.

— Тут. И с большими деньгами. Несколько тысяч! Спросите-ка у него, где он их слямзил.

— Несколько тысяч? Врешь ты. Откуда у него такие деньги?

— Узнавайте сами, мне он не скажет.

— Хватит болтать, заткнись! — оборвал его Лесина.