Пламя и ветер - [182]

Так они исчезли среди колосьев, тяжелых от росы, чуть колеблемых ветерком.

Вдруг откуда-то донеслась песня, ее пел высокий мальчишеский голос:

Где взяла, девчонка,

ты красу такую?

На тебя лишь гляну —

весь дрожу-тоскую.

Девчонка остановилась и прислушалась.

— Чего ты стоишь? — проворчал Сватомир.

Она не оглянулась.

Он тоже внимательно прислушивался.

Где взяла, Марьянка,

ты такие очи?

Чуть я их увижу —

боль мне сердце точит.

— Ну, иди, иди! — прикрикнул Сватомир.

— Не пойду, у меня ноги болят, — отрезала она. — Иди сам, коли хочешь. Я никуда не спешу.

— Может, тебя поторопить? — И Сватомир засвистал точно так же, как братья Рейголовы:

Пепичек, Пепичек, чего тебе надо...

Они были близко от тракта, на котором появился цирковой фургон в парной упряжке, следом еще один, несколько человек и собака. Через минуту проехали еще два фургона, за ними рысью бежала кобылка.

— А ну, иди, не то худо будет! — хрипло крикнул Сватомир.

— Иди сам, — злобно ответила девчонка, утирая слезы, вдруг брызнувшие из ее карих глаз. — Иди, беги, прячься, все равно не спасешься, гадина, я про тебя все расскажу, полицейские тебя найдут, не спрячешься, не миновать тебе петли!

У Сватомира разом опустились плечи, в глазах вспыхнул испуг.

— Не выдавай! — взмолился он. — Я тебе отдам половину денег!

Он полез в нагрудный карман.

— Я с тобой рассчитаюсь за шлюху, убийца! — выкрикнула девчонка и ударила его между глаз. Сватомир пошатнулся, а она опрометью кинулась прочь, перепрыгнула через канаву и пустилась вслед за цирковым фургоном.

Циркачи обернулись.

— Что случилось?

— Он хотел меня убить, — крикнула она, показывая туда, где остался Сватомир. Но там уже никого не было. — Он спрятался, — сказала она и сразу же спросила, не возьмут ли они ее на работу.

— Катись! — прикрикнул на нее парень в полосатом трико. — Проваливай, блажная! Совсем спятила, тебе место в сумасшедшем доме.

Девчонка постояла на месте, потом пошла за циркачами, держась шагах в двадцати от них. Она боялась остаться одна на дороге. Что, если тот неистовый опять выскочит откуда-нибудь?

Зеленые фургоны принадлежали цирку Зруцких, который ехал из Влашима в Раньков.

5

Альма работал у Карштайнов, он выкидывал из хлева навоз и помогал накладывать его на телегу.

Услышав, что приехал цирк, он потихоньку, крадучись, как блудливый пес, вышел со двора, не торопясь, пересек площадь, стараясь не обращать на себя внимания, завернул за угол и помчался со всех ног, хотя ноги служили ему не ахти как — плохо сгибались в коленях. Добежав до общинного выгона Беладово, он увидел там четыре фургона и пасущихся лошадей, за ними присматривал парнишка в полосатом трико, а по ступенькам фургона спустилась девочка с белым шарфом на плечах и взмахнула ручонками, как белая птичка крылышками.

Альма разинул рот. Ведь он когда-то уже видел ее... Какая красавица! Когда же это было? Давно, он тогда был молодой. А может быть, крылатая девочка снилась ему? Может быть, ангел небесный являлся ему и говорил: «Пойдем со мной»? И Альма шел, ему так хотелось хоть прикоснуться к этой красавице, но она вдруг вспыхивала и сгорала дотла...

Альма притаился за одним из фургонов.

— Жанетта, Жанетта! — послышался возглас, и Альма увидел дородную циркачку, которая несла корзинку с картошкой. — Ты где?

Девочка подбежала к ней.

— Что, мама?

— Помоги мне чистить картошку.

— И я... я тоже помогу! — вырвалось у Альмы.

Боже, где же она видела его? Это сморщенное безобразное лицо, обросшее кустиками волос? Конечно, видела! Но где, когда? Помнится, случилось что-то серьезное. Что именно?

Они глядели в глаза друг другу. И вдруг, как при вспышке молнии, перед циркачкой Иоганой Гарвановой, в замужестве Ливоровой, возникла картина ее детства: она, девочка, набирает воду в лесном роднике, среди бурелома... двадцать лет назад... и рядом с ней этот урод...

— Как тебя зовут? — спрашивает она.

— Аль-ма В-вальти. А это ваша дочка?

— Мама, пускай он уйдет, от него воняет навозом!

— Уходи, Альма, — говорит циркачка. — Беги отсюда, а то я спущу на тебя собаку.

И Альма уходит. По дороге он оглядывается.

«Ты такая красивая, что сердце замирает», — сказал он когда-то, вспоминает Ливорова. Никто никогда не говорил ей таких красивых слов.

— Мама, почему он такой страшный? — спрашивает дочка.

— Не всем же быть красивыми. Таким его создал бог.

— А я красивая, верно? В кого я такая красивая?

— Сколько раз я тебе говорила: в прабабку, внучку французского генерала. Она вышла за твоего прадедушку. А генерала звали Гордон.

— Знаю, знаю, Гордон!

Циркачке сейчас ясно вспомнилось все, что было двадцать лет назад. Ее отец тяжело заболел, здесь, в Ранькове, Машека забрали в армию, и с тех пор она его уже не видела, а за городом, на пражском тракте, они встретили старшего брата Иеронима.

Отец вскоре умер. Иероним, вместе с матерью, вел цирк вплоть до самой своей безвременной смерти: конь лягнул его копытом в голову, и через несколько минут Иеронима не стало. Потом Жанетта-Иогана вышла замуж за Ливору, а когда умерла от тифа мать, они не поладили при разделе имущества, и брат Альберт ушел в цирк «Глобус».