Пламя и кровь - [45]

Амели все никак не могла прийти в себя после смерти Ангуса. С тех пор как она появилась в Джиллеспи, он был единственным, кто защищал ее, считал хозяйкой дома и выполнял все ее желания. Теперь же она лишилась всех привилегий. Глядя по вечерам на подушку Ангуса, она спрашивала себя, какой вскоре станет ее жизнь. Не будь здесь Джона, с его регулярными вспышками злобы, она, возможно, могла бы притерпеться к перераспределению ролей и стать вдовствующей королевой без всяких прав. Но старший сын толкал ее к конфликту, к развязыванию войны, которая казалась заранее проигранной и только расколола бы семью. Конечно, идея бросить вызов Скотту пришлась бы Амели по вкусу, но только теперь рядом с ним была Кейт с близнецами. Жить с ними под одной крышей было приятно, но выходки Джона – то агрессивные, то демонстративно-пренебрежительные, в зависимости от настроения, – держали всех на грани взрыва. Даже Бетти чувствовала себя неловко и оказывала всем мелкие любезности, пытаясь сгладить агрессию своего мужа.

Мойра и Дэвид, ободренные теплым отношением Скотта, ничего не изменили в своих привычках. Они оба поддерживали согласие в семье, по крайней мере внешнее. Будь то Филип с Малькольмом, или Джордж со Сьюзен, или Пат с Грэмом, всех их по вечерам радушно встречали, и к ужинам постепенно возвращалось их прежнее веселье, а смех близнецов еще больше оживлял его.

В феврале, во время школьных каникул half term[14] Кейт решила воспользоваться предложением Скотта и пригласила на ужин двух своих коллег. Ей хотелось убедиться, что неприятная сцена в предыдущем месяце произошла из-за плохого настроения Скотта. Мысль о том, что у нее чрезмерно ревнивый муж, была ей неприятна, и она надеялась, что этот вечер развеет ее опасения.

Крейг приехал в Джиллеспи вместе с Элизабет, преподавательницей истории. Эта молодая женщина с первого же дня прониклась симпатией к Кейт, и они стали почти подругами. Для поддержания дружеской атмосферы Кейт также пригласила Грэма и Пат, дружелюбие и задор которых всегда были залогом удачного вечера.

Скотт, задержавшись на винокурне в Гриноке, приехал последним, когда все уже собрались в гостиной с бокалами виски в руках. Сияющая Кейт представила ему Элизабет и тут же заметила, как сдержанно Скотт поздоровался с Крейгом.

– У вас чудесный дом! – воскликнула Элизабет. – Мы от него в восторге, правда, Крейг? Кейт рассказывала нам о нем, как о каком-то райском месте, но теперь я вижу, что она совсем не преувеличивала.

– Я влюбилась в Джиллеспи в день моего приезда сюда, а сразу после этого – в Скотта, – подтвердила Кейт с самым серьезным видом.

– Сколько лет тебе тогда было? – поинтересовался Крейг.

– Тринадцать.

Элизабет расхохоталась, но Кейт пояснила:

– Это была подростковая всепоглощающая любовь, в силу обстоятельств – платоническая и, конечно, безнадежная.

– Из чего следует, что никогда не нужно терять надежду.

Говоря это, Крейг понимающе улыбнулся Кейт.

Скотт посмотрел на него и отвернулся. Он дал себе обещание, что будет приветлив с друзьями Кейт, но ничего не мог с собой поделать – этот человек его раздражал. Он слишком афишировал свои доверительные отношения с «коллегой», игнорируя Скотта и избегая его взгляда.

– Давно этот дом принадлежит вашей семье? – спросила Элизабет.

– Очень давно! – воскликнула Мойра. – Здесь родилась я, мой отец и мой дед, надо посмотреть в семейном архиве дату, когда был заложен первый камень. Теперь у дома вполне викторианская архитектура, но на самом деле это была уже реконструкция, а построили его гораздо раньше. Но в любом случае по проекту Джиллеспи!

Было видно, что ей приятно сообщать такие подробности и что она очень гордится своим родом.

– Какое все это имеет значение в наше время? – презрительно заметил Джон. – Неужели надо жить в каком-то медвежьем углу ради того, чтобы кичиться грудой старых камней!

– Уверяю вас, о такой «груде» мечтает немало людей! – спокойно возразила Элизабет.

– Это те, кто ничего другого в жизни не видел. Вы живете в вашем замкнутом мире, в глухих деревнях… Вот съездили бы в Париж!..

– Вы там живете?

– Да, и родился тоже там. Как и моя мать, сестра и братья. Кейт изображает коренную шотландку, но она новоиспеченная Джиллеспи!

Повернувшись к Кейт, Крейг выпалил:

– У тебя иногда проскальзывает восхитительный французский акцент, который всем очень нравится.

Похоже, он был ошеломлен словами Джона и явно не знал семейных подробностей. Скотт с облегчением подумал, что Кейт хотя бы не посвящала его во все, иначе это указывало бы на душевную, почти интимную близость.

– Прошу в столовую! – объявила Мойра.

Согласно английскому обычаю Амели села во главе стола между Крейгом с правой стороны и Грэмом – с левой, а другой конец стола возглавил Скотт, оказавшись между Элизабет и Пат. Место Амели осталось прежним, а Скотт занял место Ангуса. Кейт, сославшись на требования этикета, которые она обсудила с Мойрой, не разрешила лишать мать ее места, а сама теперь садилась на разные места, рядом с гостями. Конечно, в этот вечер она села на свободное место рядом с Крейгом и сразу же начала с ним болтать. Скотт, считая своим долгом проявлять любезность, завязал разговор с Элизабет. Тогда Пат повернулась к Джону и поинтересовалась, что он собирается делать в Шотландии.