Пламя и кровь - [44]

– Моя единственная проблема в том, что я не голодаю. Я вырос в благополучной семье, и для меня естественно быть воспитанным и учтивым даже в живописи. Если вдруг источником моего вдохновения становится что-то темное или жестокое, я его отвергаю.

– И ты не прав.

– Я знаю.

– Дай себе волю, пиши для себя самого! И не заботься о том, что подумают твои родители.

Они засмеялись, как смеются любящие друг друга, близкие люди. Малькольм по-прежнему был привязан к родителям и не хотел их разочаровывать, но они приходили в восторг от его нежных акварелей и отшатнулись бы от мрачных картин.

– Налей мне еще немного шампанского, – потребовал Филип. – Нам нужно съездить в ближайшие дни на ужин в Джиллеспи. Джон все еще там, и я думаю, что он собирается начать войну.

– Может, это его способ отогнать тревогу?

– Он всегда вел себя враждебно, даже в здоровом состоянии. Особенно по отношению к Скотту. И очень плохо, что он настраивает маму, потому что она в последнее время успокоилась. Помнишь в тот рождественский вечер – до того, как с Ангусом произошло это несчастье, атмосфера была вполне семейная.

– Но вы не можете выставить Джона за дверь! И уж тем более его мать!

– Хочешь сказать, что теперь его трогать нельзя, потому что у него ВИЧ?

– В общем, да. Скотт об этом знает, и ему будет еще труднее бороться с твоим братом. И я ему сочувствую, потому что обожаю Скотта.

– Эй! – возразил Филип – что значит: «обожаю» – ты не преувеличиваешь?

– Это просто фигура речи. Хотя твой шурин очень привлекательный мужчина. Кейт повезло – он без ума от нее, и это видно невооруженным глазом.

– И к тому же страшно ревнив. Кейт призналась мне в этом со смехом, но и с долей раздражения.

– Ревность – отвратительный недостаток, и мы почти все им страдаем. Кейт – цветущая молодая женщина, красивая, безумно обаятельная, и конечно, ее многочисленные коллеги-мужчины не могут быть к ней равнодушны, но такова жизнь – она полна встреч и соблазнов.

– Малькольм! Ты, случайно, не себя имеешь в виду?

– Нет. Я просто констатирую факт. А у Скотта тоже наверняка на прядильной фабрике и на винокурнях есть красивые женщины, и Кейт может это беспокоить.

– А я должен беспокоиться?

– Я только что сказал тебе, что ты – нет.

– Но ты подал заявку в университет на должность ассистента, будешь курировать учебу целой группы красивых молодых людей, значит…

– Значит, я не хочу всегда сидеть взаперти с кистью в руке. Как ты сам заметил, я увяз в живописи, которой не хватает мощи. Мне нужно видеть мир, дискутировать с преподавателями, у которых я учился, пробовать новые подходы.

Филип вскочил и уселся на канапе рядом с Малькольмом.

– Ты обиделся на мою критику, но это же глупо! Мне нравятся твои картины, и, между прочем, не только мне и твоим родителям, раз их покупают. Но твой талант намного мощнее того, что ты показываешь в них. У тебя в коробках есть потрясающие эскизы…

– Ты роешься у меня в мастерской?

– Естественно.

Малькольм в замешательстве посмотрел на Филипа и тут же рассмеялся. Ни от кого другого он не потерпел бы такого нахальства, а все, что исходило от Филипа, его совершенно не беспокоило.

– Я в восторге от твоей серии с лошадьми. Она потрясающая! Можно подумать, что это Жерико или Гойя.

– Скажешь тоже! Но спасибо за комплимент, хоть ты и преувеличиваешь.

Филип протянул руку и откинул со лба Малькольма прядь волос, которая падала ему на глаза.

– Прежде чем мы поедем ужинать в Джиллеспи, сходи к парикмахеру, иначе мама упадет в обморок.

– И не надейся. Даже Ангус не обращал на это внимания. И вообще, он не был таким упертым, как вы все думаете… Все-таки какой внезапный уход! На следующее Рождество будем присматривать друг за другом. Я предложу положить при входе в столовую тонометр, чтобы избежать неприятных сюрпризов.

Улыбнувшись, Филип вытянулся на канапе и положил голову Малькольму на колени.

– Я хотел вечером взяться за наброски, но теперь мне хочется допить с тобой шампанское… Обещай мне…

– И не проси. Не стану я стричься.

– Ты не дослушал. Обещай, что напишешь картину для меня лично. С лошадью.

– Может быть. Я не очень-то умею их рисовать.

– Нет, умеешь. Падающую лошадь.

– А-а… Ты видел этот этюд?

– Да. Движение передано великолепно! Напиши такую картину.

Кончиками пальцев Малькольм обвел контур лица Филипа. Почему он так легко освободился от общепринятой морали, но не может дать себе свободу перед мольбертом?

– Я постараюсь, – пообещал он не слишком уверенно.

* * *

Ледяной холод наконец отступил. Столбик термометра больше не показывал отрицательную температуру, но все равно не поднимался выше трех градусов. Непогоду усугублял еще и свирепый ветер с дождем. Дэвид каждое утро проводил в парке Джиллеспи, обрубая с деревьев высохшие ветки и собирая хворост, устилавший землю. Благодаря его упорству в поместье царил порядок, а в каминах и печах целыми днями гудел огонь.

Скотт купил для Кейт маленький внедорожник, чтобы она могла безбоязненно ездить по зимним дорогам, а сам ежедневно наведывался в Гринок, Инверкип или Глазго на своем «Рейндж Ровере». Джордж наконец позволил Сьюзен переехать к нему в служебную квартиру при фабрике. Жилье было в довольно запущенном состоянии, и Сьюзен пообещала его обновить, и теперь, облачившись в рабочий комбинезон, все дни напролет проводила в квартире в окружении банок с красками. Все это время Джордж работал без продыха. Приняв вызов Скотта, он стал чувствовать себя гораздо увереннее в роли управляющего. Семейная жизнь придавала ему солидности в глазах рабочих, и он часто задерживался по вечерам, чтобы регулярно готовить Дональду детальные отчеты. Убедившись, что ситуация улучшается, Скотт перестал его контролировать и лишь наблюдал за ним издали.