Пламя гнева - [12]
Шакир разрубил верёвку, связывавшую ноги коней.
— Бежим, туван!
Они поскакали.
Рёв раздался позади. Их увидели с крыши.
— Скорее, туван!
Шакир привстал в стременах; лицо у него потемнело, глаза сузились.
— Обман!.. Мата-нингу!.. — стрелы засвистели мимо; одна пролетела близко, у самого уха Эдварда.
— Мата-нингу!.. Измена!..
Это целились в Шакира. Он обманул, оранг-менанг, обманул братьев-баттаков, завёл к ним белого, а ночью тайными знаками они вызвали всё войско белых.
— Обманул оранг-менанг!.. Продался белым!..
Стрела — длинная, с петушиными перьями, вонзилась в круп Эдвардова коня; конь рванул вбок и задней ногой осел в волчью яму. Конь выбыл из строя.
— Садись на моего, туван!
— А как же ты, Шакир?
— Садись, туван, я не отстану от тебя.
Шакир соскочил, Эдвард сел на его коня.
— Скорее, туван!
Шакир бежал рядом.
— Я не отстану от тебя!.. Я встречу их как надо, гостей от туван-бесара.
Шакир весь вытянулся вперёд; лицо у него застыло; он сжимал в руке короткий крис с волнистым лезвием.
— Я встречу их как надо, туван.
Эдвард летел вперёд. Он скакал прямо на головной отряд голландского войска.
Он уже ясно видел строй коней, отдельных солдат. Кони топтали зелёные всходы риса; вода светлыми фонтанами брызгала из-под копыт.
Впереди скакал офицер, худой, светлоусый.
«Де Рюйт!..» — Эдвард узнал майора.
— Майор!.. — сломавшимся, отчаянным голосом закричал Эдвард. — Остановитесь, майор!..
Де Рюйт, не глядя, скакал наперерез.
— Что вы делаете, майор!..
Де Рюйт только слегка замедлил ход своего коня.
— Приказ резидента! — крикнул де Рюйт.
— Остановите своих людей, майор!..
— Уходите отсюда, менгер Деккер! Вам тут нечего делать.
Де Рюйт скакал мимо. И тут Шакир неуловимой тенью метнулся вперёд, привскочил кверху и, не достав, до сердца, на лету распорол майору левый бок.
— А-а!.. дьявол! — крикнул де Рюйт, хватаясь за бок. Кровь окрасила пальцы майора и тёмную ткань мундира.
— Это тебе за туван-бесара! — крикнул Шакир и тут же упал, подмятый всей лавиной конного войска, спускающегося с горы.
Деревянная ограда кампонга разлетелась в двух-трёх местах от ручных бомб. Кампонг сразу запылал с трёх концов.
— Белые!.. Белые!..
Вой поднялся в хижинах: отряд ворвался внутрь.
Конные рубили наотмашь, вправо и влево, не щадя ни женщин, ни стариков. Огонь летел со стропил, женщины с воем выбегали из хижин, хватали детей. Буйволы метались в дыму, с рёвом проламывали загородки. Мужчины отстреливались с крыш; когда хижина вспыхивала, как факел, — перескакивали на соседнюю и стреляли оттуда.
Солдаты отвечали ружейным огнём. Стрелы тучей ещё летели с крыш, но баттаки уже валились с подожжённых стропил, роняли копья и луки. Недобитых мужчин доставали саблями из обломков их собственных жилищ.
Соппо — дом для собраний и празднеств — солдаты разнесли по брёвнам, медные инструменты гамеланга измяли и раскидали по земле, драгоценные свитки древних рукописей истоптали ногами. Детей и женщин, оставшихся в живых, гнали за ограду. Через час кампонг пылал, как бамбуковый костёр.
Эдвард смотрел со склона холма. В ушах у него шумело, он точно окаменел.
«Ты — изменник!» — сказал он себе.
Вся его жизнь пролетела в эту минуту перед ним от каменных набережных Амстердама, от мальчишеских мечтаний в амстердамской конторе, от первого путешествия в далёкий мир, через годы исканий, до этого дня, когда он стоял здесь, на холме, и смотрел на то, что делали с воинами страны Батта.
«Ты — изменник! — сказал себе Эдвард. — Ты должен был биться на их стороне!»
Он повернул и погнал коня прочь. Горная речка катилась перед ним в лощине по острым камням. Эдвард с размаху бросил коня в переправу, точно шёл в стычку с целым отрядом колониального войска.
«Ты должен был биться на их стороне!»
Он гнал и гнал коня, не видя, что лес уже обступил его со всех сторон. Стволы деревьев качались и клонились, точно настигая его; в ушах звенело.
Он гнал и гнал коня вперёд.
На голландском посту, в лесной луговине, сторожевой солдат остановил неизвестного всадника без шляпы, в европейском плаще. Человек был горяч, красен, не отвечал на вопросы, бормотал что-то непонятное — должно быть, бредил.
Солдат повёл его к офицеру. Офицер по значкам на куртке узнал в задержанном правительственного контролёра, дал конвой, санитаров и велел переправить больного к реке, в мирный кампонг, вместе с тифозными. Кругом в лесу среди солдат было столько больных, а офицер не слишком разбирался, кто чем болен.
Эдварда повезли. Облака плыли над ним то красные, то лиловые, носилки качались и кренились, как на море.
— Беритесь за оружие, люди Батта! — кричал в бреду Эдвард.
Конвой стерёг Эдварда на остановках, солдаты отгоняли от него москитов, поили водой и ёжились, слушая его бред.
— Ваше высокопревосходительство, вы подлец! — несколько раз вполне отчётливо произнёс Эдвард.
Он повторил то же самое уже в лодке, но гребцы-малайцы не поняли его. Гребцы, заждавшиеся в речной излучине, узнали своего тувана и повезли его домой.
Он лежал на дне лодки с воспалёнными глазами, синий от озноба.
— Демам! — определили гребцы.
Да, это был не тиф. Это был демам — бич малайцев, пугало европейцев, несчастье тропиков — болотная лихорадка.
