Пламенная роза Тюдоров - [37]

Он уложил меня на песок так, чтобы слышно было шум прибоя, «словно розовую морскую раковину», прошептал Роберт, щекоча и хватая теплыми своими губами мочку моего уха и улыбаясь в ответ на мою нежную улыбку. И вдруг я осознала, что холодные волны ласкают мою обнаженную кожу, мы безрассудно занимаемся любовью прямо на пляже и на мне нет ничего, кроме черных шерстяных чулок и коричневых кожаных сапог для верховой езды. Я залилась смехом, крепко обхватила ногами его талию и услышала, как зазвенели золотые пряжки на моих сапогах, будто смеясь над нашей беспечностью и необузданностью. Мне нравилось это беззаботное, первозданное, безумное чувство любви и желания, из-за которого мы и очутились здесь, на песчаном берегу моря; нравилось тепло наших слившихся в страстном порыве тел и холод поцелуев воды; нравилась невероятная свобода, позволившая нам забыть обо всем на свете и просто быть собой – влюбленными друг в друга Робертом и Эми, мужчиной и женщиной, мужем и женой.

После, когда мы лежали, опьяненные счастьем, на мокром песке и кожу нашу ласкали холодные волны и соленый бриз, а мои волосы окутывали нас, словно морские водоросли цвета солнца, Роберт сказал мне, что богиня любви Афродита родилась из пены морской и, быть может, предположил он, нежно целуя меня в губы, так же появится на свет и наше дитя, зачатое здесь, в соленых водах прибоя.

Такими были дни нашего счастья, возможно, счастливейшие дни нашей совместной жизни. Я помню, как мы гуляли по берегу, взявшись за руки, и ветер неистово трепал мои волосы и юбки так, что его невидимые, жадные пальцы могли попросту сорвать с меня всю одежду. Но я была так счастлива каждую минуту своей жизни, что улыбка не сходила с моего лица, и я смеялась тогда больше, чем всю свою оставшуюся жизнь.

Мы собирали чудесные ракушки и украшали ими каминную полку, Роберт тогда пообещал, что закажет специальный стеклянный шкафчик, в котором мы выставим их, чтобы все могли любоваться такой красотой. Он даже сделал набросок шкафчика и пометил, что его нужно изготовить из позолоченного дерева и украсить голубыми, зелеными и белыми эмалированными волнами, розовыми раковинами и русалками с обнаженной грудью и волосами цвета «золота урожая», совсем как мои. «Однажды мы сядем с тобой и расскажем нашим детям о ракушках, собранных на этом берегу, – пообещал он. – Каждый год мы станем возвращаться в Хемсби, устраивать себе очередной медовый месяц и пополнять нашу коллекцию». Как же я мечтала о том, чтобы настали дни, когда мы соберемся всей семьей, усадим младшеньких к себе на колени, а старшие расположатся у наших ног, и крошечные ручки потянутся к этим ракушкам, ясные глазки загорятся от любопытства и восхищения красотой морских даров Господа нашего, которые всегда будут напоминать о тех странных крошечных созданиях, что жили в них когда-то!

Мы притворялись уцелевшими после кораблекрушения, оказавшимися совсем одни на пустынном острове, плавали и бегали по берегу, обнаженные, необузданные и свободные, словно дикари, падали в волны прибоя и любили друг друга, когда только вздумается. А вечерами мы готовили себе рыбу и устриц на костре, который Роберт разжигал из древесины, прибитой к берегу, и мы прижимались друг к другу, наслаждаясь теплом наших тел и чудесной прохладой морского воздуха. Однажды он обнаружил в одной из устриц жемчужину – огромную, серебристо-серую, причудливой формой своей напоминавшую большой палец с опухшим кончиком. «Словно палец человека, который порезался ножом, пытаясь вскрыть раковину устрицы», – сказал Роберт. Хмыкнув, он стал посасывать собственный пострадавший таким же образом перст. Несмотря на необычную ее форму, мне очень понравилась эта жемчужина, и супруг мой позднее заказал для нее оправу, чтобы я могла носить ее как подвеску или кольцо.

И каждый день, прежде чем уйти с пляжа по извилистой дорожке, что вела в замок, Роберт становился позади меня на золотой песок и заключал меня в крепкие объятия, и мы любовались садящимся за морем пылающим солнцем.

Роберт вырезал из дерева лошадей и русалок, и даже младенца вместе с колыбелькой, после чего мы долго не могли решить, мальчик он или девочка. Спор разрешился лишь тогда, когда Роберт вырезал еще одного малыша, с крошечным, но отчетливо видным фаллосом, и мы с ним еще долго смеялись, катаясь по песку до тех пор, пока муж не предложил мне собственный член. Я преклонила перед ним колени, и ветер трепал мои волосы так неистово, будто сам хотел стать моим любовником и забрать меня у Роберта. Но супруг мой был всем, о чем я мечтала и чего желала, для меня он был единственным на всем белом свете.

Однажды волны прибоя принесли нам особый подарок – плоский камень-голыш в форме сердца, цветом напоминавший засохшую кровь. Роберт вырезал на нем наши имена, вокруг них изобразил сердце и любовный узел, после чего поклялся, что мы всегда будем вместе. Мы решили поставить его на стол и использовать как пресс-папье, и всякий раз, когда кто-то из нас будет садиться за стол, чтобы написать письмо или подсчитать доходы и расходы, мы будем счастливо улыбаться, вспоминая те дни, когда мы резвились и любили друг друга на берегу моря в Хемсби.