– Вот дурак, – сразу же сказал он без выражения. – Так ведь и не узнаем, что это за шрехна такая – пигаклетазм.
– Точно не узнаем, – согласился ефрейтор Бангатахх, глядя на Юлфедкерка, что сидел в кресле, уткнувшись лицом в главную панель и все еще сжимая в обвисшей руке скерн. – Идем сдаваться?
– Надеюсь, нас не станут сильно бить и склонять к противоестественным деяниям, – кивнул сержант Аунгу. Вздохнув, добавил: – Очень глупо. Зачем он так?
– И этого мы тоже не узнаем. Тебя утешит, если я скажу, что вся эта затея была глупостью с самого начала?
– Так оно и есть, – ответил Аунгу и снова вздохнул. – Готовили нас непонятно к чему. Отправили непонятно куда, непонятно зачем. И все понапрасну, как и ожидалось. Конечно, глупая затея. Вот и закончилась бы какой-нибудь потешной глупостью. Плен у этелекхов, по слухам, почище иного нашего курорта. Отъелись бы, загорели… Заканчиваться смертью было вовсе необязательно.
– Идем уж, Назидатель хренов, в грунт тебя стыдным кверху…
31. Капитан Ктелларн обретает свободу
Собственный, старательно за долгие годы выстроенный и обихоженный мирок капитана Ктелларна рушился на его глазах. Стены, которые он любовно и кропотливо воздвигал, чтобы отгородиться от разъедающих душу сомнений, вдруг пошли трещинами и расселись. Кровля из голубого искусственного, но почти как настоящего, неба потускнела, схлопнулась до вполне досягаемых высот и обернулась неряшливой иллюзией. По осыпающемся под напором отвратительной реальности мирку слонялись уродливые пришельцы, переговариваясь меж собою гнусными голосами на варварском языке. Капитан Ктелларн остался один и, что самое невыносимое, он был никому не нужен.
Доктор Сатнунк так и не явился. Следовательно, у него вдруг возникли к тому непреодолимые препятствия. Поначалу капитан считал, что все дело в эршогоннарах: если доктор вдруг затеял упорствовать, расточая свои обычные невнятные угрозы поквитаться по прибытии в метрополию, и своенравно пожелал исполнять свой научный долг и далее, церемониться с ним Истребители не стали, попросту спеленали по рукам и ногам, заткнули рот и погрузили в багажный отсек, как дополнительный груз, вместе с его хваленым информационным фондом, по поводу которого он постоянно расточал туманные намеки на неоценимость и уникальность. Потом капитан понял, что в какой-то момент эршогоннарам стало не до Сатнунка и его изысканий, потому что ими основательно занялись высадившиеся на станции штронхи, а доктор спокойно и безо всякого ущерба для репутации сдался в плен, и сейчас сидит в тишине и уюте, попивает какую-нибудь этелекхскую жидкую бурду, с познавательным интересом наблюдая за экспонатами своего информационного фонда в естественной среде и в активном состоянии. До капитана же ему нет никакого дела, как, впрочем, никогда и не было.
Этелекх, из-за которого он застрял в этом промежутке между вымыслом и реальностью, то приходил в себя, то снова впадал в беспамятство. Капитану на убогом пятачке пространства, что покуда сохранилось под его юрисдикцией из всего еще недавно казавшегося неохватным объема «Стойбища», не хотелось вспоминать о присутствии постороннего. Не слышать его бессвязных речей, не видеть остекленелых бессмысленных глаз, забыть о нем хотя бы сейчас.
Даже штронхи, словно бы в издевку, занимались чем угодно, бродили где угодно, но при этом обходили его крохотный мирок стороной.
Капитан понимал, что теряет рассудок. Но усилия, чтобы сохранить контроль над сознанием, оказались явно недостаточными. В какой-то момент он смирился и с этим неизбежным поражением, еще одним за этот бесконечный день. В конце концов, быть может, в безумии он сможет избавиться от раздиравших его душу демонов.
Капитан рыскал по слишком тесной для него клетушке, роняя и автоматически поднимая мебель, натыкаясь на стены, запинаясь о собственные ноги, о ноги лежавшего прямо на полу чужака. В руке его был зажат скерн, бесполезная злая игрушка, из которой его едва не убили, и напрасно, между прочим, не убили… тогда это он сейчас валялся бы на полу беспечным и бездумным чучелом, а этелекх, в полном соответствии с чужеродными этическими нормами, горел бы в своем личном аду. Когда пальцы от неконтролируемого чрезмерного усилия затекли и утратили чувствительность, то сами собою разжались, железяка выпала и с мерзким звяканьем укатилась от случайного пинка в угол.
Бежать. Укрыться и выждать. Быть может, о нем вспомнят свои, придут на помощь и заберут отсюда.
Но куда бежать с космической станции? Зажмуриться и нырнуть головой вперед, в холод и вакуум? Что ж, самый радикальный способ скрыться от самого себя…
Да и кто вспомнит? Кому есть дело? Даже эршогоннары явились сюда не затем, чтобы помогать, а поразвлечься. Истосковались они, изволите видеть, в своих провонявших разлагающимся пластиком корабельных трюмах по живой крови. Убивать – вот-де настоящее дело для настоящего эхайна. Особенно когда противник не в состоянии дать отпор. Убивать, зная, что сам останешься цел. Приперлись поохотиться… военная аристократия, элитная кость… и нарвались. Где они теперь, что с ними сталось? Судя по тому, как уверенно, без страха шляются по пустому поселку
