Он единственный здесь был вровень с этим диковинным Севой.
Заглянув тому в глаза и что-то быстро прокрутив в мозгах, капрал промолвил, не то вопросительно, не то утвердительно:
– Похоже, мне не стоит интересоваться, кто вы такой, сиятельный янрирр, и как здесь оказались.
Сева покраснел и быстро запихнул за ворот грязноватой футболки вывалившийся оттуда медальон на цепочке.
– Эй, эй! – снова взъерепенился мичман Нунгатау. – Этот эхайн идет со мной!
Капрал посмотрел на него с неожиданной брезгливостью.
– Сарконтир, – сказал он. – Что за неуважение?
– Да плевал я!..
Капрал сгреб его за ворот и рывком поставил перед собой на цыпочки.
– Молчать, грунтоед, – произнес он тихим железным голосом. – Пойдешь с нами и будешь защищать наш тыл. А когда припрет, первым ломанешься в атаку. Доступно, скорпионья твоя морда?
– Я мичман войск специального назначения! У меня церрег от самого гранд!..
– Молчать, сволочь. Я не посмотрю, что ты сарконтир, кхэри и исчадье демона-антинома, урою тебя с любой руки.
– А как насчет этого? – злобно ощерился мичман и вдруг выкинул из рукава прямо перед лицом капрала длинное тонкое лезвие.
– А это, – с наслаждением сказал Даринуэрн, даже не дрогнув лицом, – я засуну тебе в задницу.
Сева, наблюдавший на ними со смешанным выражением любопытства и отвращения, вдруг протянул руку и одним движением разделил их, словно разбивал спорщиков.
– Баста, – сказал он. – Горячие эхайнские парни… Вы даже не подозреваете, как смешно выглядите со стороны.
Капрал Даринуэрн легонько отпихнул потасканного и демонстративно вытер пальцы о куртку.
– Черный Властелин из этого кхэри – как из монаха сводник, – молвил он презрительно. – Хотя я знавал монахов, которые неплохо справлялись с таким ремеслом…
Поднял валявшийся под ногами цкунг и, повернувшись спиной к застывшему со своим ножичком в чрезвычайно нелепой позе мичману, почти бегом направился в сторону леса.
Тони двинулся следом, едва волоча ноги. Сева догнал его и энергично встряхнул за плечи.
– Ну, ну, – сказал он ласково. – Проснись, ранняя пташка. Скоро все закончится, ты будешь дома. Ты даже представить себе не можешь, как здорово дома!
– Здесь мой дом, – буркнул Тони грубовато, чтобы скрыть смущение.
– Вот еще! – засмеялся Сева. – Земля… это такое приключение!
Все же человеческого в нем было намного больше, чем эхайнского.
Мичман Нунгатау, чувствуя, что его снова выставили дураком, тащился позади всех и ворчал в том смысле, что кое-кто для покойника слишком шексязится, некоторые вот так же точно шексязились, а потом огребли в охырло, телебокнулись, жежувыкнулись и теперь сами шексязиться зареклись, да и всей родне на сто лет вперед настрого заповедали…
21. Фабер изображает Супермена
Это был уже третий по счету несусветных размеров зал с черными подпорками. Хорунжий Мептенеру, резко остановившись, вдруг вытолкнул едва живого от пробежки Фабера на середину. Скучившиеся вокруг десантники выглядели угрожающе. «Они что, жрать меня собрались?!» – мелькнуло в затуманенном усталостью и гипоксией мозгу.
– Плохо, – сказал хорунжий. – Мы опередили человека с браслетом. Много людей прямо внизу.
– Значит, мы на месте, – с усталым облегчением выдохнул Фабер.
– Плохо, – упорно повторил Мептенеру. – Эхайны убивают людей.
Сердце у Фабера рухнуло во внезапно разверзшуюся внутри его измученного организма пропасть. Метафора «прошибло холодным потом» вдруг обрела пугающую реальность.
– Нет, – просипел он, мигом утратив голос.
Раздвигая всех, словно ледокол, на Фабера наполз ротмистр Кунканафирабху.
– Я знаю, – прохрипел он, – вы храбрец, Тощая-Клювастая-Нахохленная-Птица. Поэтому вы пойдете первым.
Фабер не нашелся, что возразить. Он просто стоял истуканом, все свои помыслы сосредоточив на том, чтобы не позволить коленям подкоситься, и беззвучно зевал, словно окунь в крапиве.
– Паршивых десять врагов, – пренебрежительно заметил ротмистр. – Пустяк для человека.
«Пустяк? – обреченно подумал Фабер. – Для человека? Для какого человека? Для такого, как я, это далеко не пустяк… это, если хотите знать, смертный приговор».
– Я пойду, – твердо заявил хорунжий Мептенеру. – Тоже.
– Пойдем все, – согласился ротмистр. – Но он – первый. И вот почему.
И он в двух словах объяснил, в чем причина его решения.
У Фабера не нашлось ни единого разумного возражения. И хотя все его мирное естество вопило: «Нет! Почему я?! Кто я вообще такой и что здесь делаю?!», телесно он закрыл все технические и служебные отверстия в своей броневой скорлупе, надвинул забрало со светофильтром, стиснул потными ладонями в шершавых перчатках рукоять врученного ему варварского оружия – адский гибрид фагота со «шмайссером» – и обреченным кивком подтвердил свою полную готовность.
– Хорошо будет всё, – уверил его хорунжий и встал рядом, придерживая сзади за пояс.
Ротмистр гаркнул что-то энергичное.
Выскочившие из задних рядов четверо десантников с тяжелыми фограторами (геликон с отчетливыми родовыми признаками портативного стенобитного снаряда класса «баран») уперли жерла своих орудий прямо в ячеистый пол. С невыносимой, звездной яркостью дважды полыхнуло иссиня-белым.
