Плакучее дерево - [6]
Еще до отъезда Нэт рассказал ей, что цены на домашний скот здесь сильно упали и что на последней оставшейся в Блейне фабрике работников увольняют с быстротой движущегося конвейера. Знала Ирен и то, что в трудные времена у закона — в лице Нэта и его коллег по службе — дел всегда заметно прибавляется. Драки, насилие, самоубийства — все это в избытке выплывает наружу, когда земля перестает кормить своих обитателей. Ирен все это знала еще до переезда, и все-таки…
Включив указатель поворота, она последовала за Нэтом через Танненбаум, миновав по пути унылого вида бензоколонку и закусочную «Дэари Куин». В конце дороги они свернули налево, в направлении плоских, похожих на кирпичи домов, выстроившихся друг за другом подобно составу железнодорожных вагонов. Ирен остановила машину и взяла Шэпа за руку. Нэт вырулил на подъездную дорожку к третьему дому слева — грязновато-желтому ранчо с цепочной оградой и врытым в землю колышком с табличкой с надписью «Продается». Поверх нее чья-то рука уже вывела слово «Продано».
Глава 5. 1 октября 2004 года
Тюрьма штата Орегон располагалась в центре города Салем. Построенная сто тридцать восемь лет назад, она возвышалась на отведенном ей участке земли, как крепость, обнесенная массивной бетонной стеной высотой двадцать пять футов, на которой имелось девять восьмигранных сторожевых вышек. В тюрьме содержалось две тысячи человек. Заключенные жили в ограниченном пространстве — кто-то недавно, а кто-то довольно давно. Некоторые заключенные вроде Дэниэла Роббина занимали отдельное здание, или, как его называли, БУР — блок усиленного режима. Такие люди, как Мейсон, именовали его камерой смертников.
Пронзительный металлический лязг сопроводил Мейсона в БУР. Через секунду раздался громкий щелчок, и запор электронного замка скользнул в сторону. Следующий щелчок означал, что начальник тюрьмы может открыть дверь в трехэтажное здание без окон. Внутри, в ярко освещенной нише, стоял надзиратель. Он кивнул Мейсону и протянул блокнот-планшет с графиком посещений, который тот подписал напротив соответствующей графы с указанием даты и времени. В северной части блока находились одиночные камеры числом сто двадцать, где было почти такое же количество заключенных, каждого из которых следовало держать в изоляции от остальных. В другой части располагались камеры смертников. Мейсон глубоко вдохнул спертый тюремный воздух, вернул надзирателю блокнот и последовал в южную часть блока.
Еще три коридора и еще три надзирателя. Мейсон коротко кивнул каждому и дождался, когда откроется последняя дверь. Наконец она открылась, и он вошел в маленькую овальную комнату-островок размером шесть на девять футов, окруженную пуленепробиваемым стеклом, через которое были видны два яруса камер. Заключенные называли контрольную комнату «аквариум». Видеть, кто там внутри, через такое стекло они не могли — их взгляду представало лишь зеркальное отражение собственных камер, день за днем напоминая им о том, что они не увидят ничего другого. По крайней мере, в этой жизни, подумал Мейсон, когда за ним громко захлопнулась дверь.
За изогнутым металлическим столом, заваленным блокнотами, бумагами и уставленным кружками с потеками кофе, сидели два человека в зеленовато-коричневой форме. Они тотчас повернулись и поприветствовали начальника. Генерал, как они любили называть его за глаза, имел привычку посещать БУР по меньшей мере раз в месяц и всегда разговаривал с персоналом. Затем он выбирал несколько заключенных и тоже вступал с ними в беседу. Таким образом, полагал Мейсон, в его появлениях не было ничего необычного, что особенно важно, когда ты отвечаешь за содержание под стражей пары тысяч сердитых мужчин.
Мейсон посмотрел на камеры. Семь из двадцати трех заключенных сейчас находились во дворе на прогулке. В том числе и Роббин. Остальные либо смотрели телевизор, либо спали. Один сидел на унитазе. Несколько человек что-то выкрикивали — то ли обращаясь друг к другу, то ли просто так, сами по себе. У большинства заключенных блока в голове давно поселились демоны, темные тени прошлого. Сидя взаперти каждый день в течение двадцати трех часов, заключенные порой сходили с ума. Любой из этих людей находится на той или иной стадии помешательства, подумал Мейсон. За исключением одного.
Глаза директора остановились на нижнем ярусе камер, точнее, на одной, третьей справа. Дэниэл Роббин умел хорошо рисовать углем и карандашом, и стены камеры украшали его графические творения. Горы, леса, водопады, скалы — все это тотчас возникало на любом клочке бумаги, который только попадал ему под руку. Некоторые из рисунков производили впечатление азиатских миниатюр — деревья, возвышающиеся над туманными вершинами гор. Некоторые картины производили впечатление хаотичных — кучи камней, пенные водопады.
С тех пор как Мейсон перебрался в Орегон, он довольно много поездил по штату и видел такие же пейзажи, какие Роббин изображал на своих рисунках. Узкие, поросшие папоротником тропинки, гигантские деревья с шероховатой, как слоновья шкура, корой. Побывал он и на орегонских равнинах, перемежающихся кроваво-красными горами и жутковатого вида обнажениями черных горных пород. В прошлый уик-энд, отъехав на запад от Салема на расстояние часа езды, он наблюдал, как пенный прибой бьется о скалы вулканического происхождения — точно такие, какие его заключенный рисовал на бумаге простым карандашом.
Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
После разбушевавшегося цунами на Коромандельском берегу Индии сестры Ахалья и Зита остались бездомными сиротами. По дороге в монастырь, где они думали найти убежище, их обманом похищает торговец из подпольного мира сексуального насилия, где наиболее ценный приз — невинность девушки. Адвокат Томас Кларк из Вашингтона, в состоянии аффекта от потери дочери согласившийся провести расследование совместно с Коалицией по борьбе с сексуальной эксплуатацией стран третьего мира в Мумбай, сталкивается там с ужасами секс-бизнеса и возлагает на себя миссию не только по спасению сестер Гхаи, но и подготовки почвы для смертельной схватки с международной сетью безжалостных преступников современного рабства.(Для возрастной категории 16+)
Все началось с того, что у психоаналитика Виктории Вик появился необычный пациент. Он признался, что якобы с научными целями, пользуясь особой маркировкой, следит за людьми, проникая в их дома. Вики не могла в это поверить и пережила шок, когда странный человек продемонстрировал ей свой «феномен невидимости». Она не устояла перед мрачным обаянием неординарной личности, не почувствовала угрозы и, совершив непростительную профессиональную ошибку, не заметила, как сама стала предметом исследования для своего пациента.
После того как Джейн Грей, прозванная в народе Девятидневной королевой, была свергнута Марией Тюдор и казнена вместе с отцом и мужем по обвинению в государственной измене, семья Грей впала в немилость. И Мария Кровавая, и Елизавета Девственница, упорно подозревая сестер Кэтрин и Мэри Грей в интригах и посягательстве на трон, держали девушек при себе, следя за каждым их шагом. И все же не уследили: ни смертельная опасность, ни строгие запреты не помешали Кэтрин страстно влюбиться и тайно выйти замуж, а Мэри обрести истинного, любящего друга…
После смерти матери Брет Боулингер с ужасом обнаруживает, что ей одной из трех детей в наследство достался лишь список ее же собственных жизненных целей, написанный в четырнадцать лет, с комментариями мамы. Условие получения остального наследства — выполнение всех пунктов списка, включая и замужество, и даже покупку лошади. Но реально ли осуществить детские мечты всего лишь в течение года? И как, например, помириться с отцом, если он уже умер… Нищая, униженная, и все это только ради нее? А тут еще странный мужчина в плаще «Бёрберри»…