Плагиат (Исповедь ненормального) - [21]

На улице было по-весеннему тепло и солнечно. Владимир снял куртку и сложил в округлившийся портфель. Догадавшись, что сценарий нехитрого анекдота предполагает диалог, послушно спросил:

— Зачем?

— Грудь расширять. Чтоб орденов ещё больше влазило!

Дворник хрипло засмеялся, а Владимир, тонко улыбнувшись из вежливости, кивнул и поспешил в университет.

По Неве маршировал парад-ледоход, от этого всем было торжественно и празднично. На льдинах катались птицы, звали на помощь надоевшие всем компании унесённых рыбаков. Отблески солнца впивались в глаза острыми весёлыми лучиками.

На спуске у воды собрались первоклашки. Они весело галдели и толкались.

— Поосторожней! — прикрикнул на них Владимир, но голос утонул в ледоходе.

Тут девчонка ударила мальчика портфелем по голове, выбежала на льдину, и её медленно понесло. Девочка, потеряв от страха голос, побежала обратно, перепрыгивая с одной льдины на другую, тут же кувырнулась в воду, забарахталась. Её красная курточка раздулась, удерживая голову над водой огромным воротником. Было страшно смотреть, как она плывёт вниз по течению, одна, в чёрной воде, затёртая льдами.

Маленький буксир-ледокол, ничего не замечая, оставил посередине реки полосу чистой воды шириной метров тридцать. Красный комок вынесло на это пространство; ещё минут десять, и будет поздно…

Владимир бросил портфель, скинул на ходу куртку и шапку, выбежал на мост и, успев заметить, что буксир даёт гудок и разворачивается, прыгнул в воду. Несколько десятков метров мощных гребков против течения. «Жива? Дыши ровно, не разговаривай!»

Вскоре их подняли на борт, девочку поднесли к угольной топке и растёрли. Она порозовела и открыла глаза.

— А я вас помню, — сказала она, глядя на Владимира. — Это вы прыгнули прямо с моста, я видела. А потом тащили за воротник. Вы такой мокрый… вам тоже было страшно?..

— Нет, — улыбнулся Владимир, — наоборот, даже приятно. Я хорошо плаваю.

* * *

Шесть часов утра. Душ, лёгкий завтрак, двадцать минут на повторение пройденного. Поцеловать мамочку в щёчку, и на улицу. До университета пешком по набережной и через мост — к стрелке Васильевского.

Февральский мороз ударил в ноздри и заставил чихнуть. Подняв глаза, Владимир увидел, что на скамеечке в сквере сидит кенгуру, работавшее у них дворником. На кенгуру была надета рваная ушанка, валенки, ватные штаны и бушлат. К скамейке была прислонена фанерная лопата для уборки снега, в руках оно держало платок, пахнущий пятновыводителем.

— Здорово, студент! — сказало кенгуру и вдохнуло через платок.

— Доброе утро…

Владимир не знал, как зовут кенгуру. Слово, обозначающее имя, как говорили, было записано в документах и с языка австралийских аборигенов переводилось как «Рождённый за семь лун до смерти железного крокодила, содержимое которого, разлившись, светилось и рождало в головах веселящие или же наводящие ужас картинки». Он даже не знал, какого пола это конкретное животное и потому разговаривал с ним хотя и неизменно вежливо, но неопределённо.

— Погоди, студент, анекдот слыхал?

Владимир остановился. Затоптался, чтобы не замёрзнуть.

— Если короткий… опаздываю.

— Заходит, значит, мужик в пивную. Ну, то есть, это у нас, там, в Австралии. Врубаешься?.. А там сидит его знакомый, абориген, стало быть, пьяный. И плачет. Пьёт, стало быть, и плачет. Мужик говорит: как дела, нигер? А тот ему говорит: купил, говорит, новый бумеранг. Мужик говорит: фиговый, что ли попался? Нет, говорит, такого, говорит, более пиздатого бумеранга у меня вообще никогда не было. Так чего ж ты плачешь? — мужик удивляется. А я, говорит, никак не могу выбросить старый!

Кенгуру заржало и, трясясь всем туловищем, стало подливать на платок пятновыводитель. Владимир улыбнулся, сказал «всего доброго» и поспешил в сторону набережной.

— Нет, ты понял, студент!.. — доносилось до него ржание кенгуру.

Мороз сковал Неву толстым льдом. Метелица гнала снежную пыль вдоль русла, то там то здесь закручивая её буранчиками. Снег заметал ведущую на другой берег тропинку и одинокую лыжню вдоль холодной гранитной набережной.

Встречным ветром на Владимира пахнуло горелым. Впереди, у одного из жилых домов, столпились жильцы со скарбом в руках и зеваки. В небо поднимались клубы чёрного дыма. Пожилая дама в старомодном вортничке особенно сильно волновалась, подбегала к пылающим дверям парадной, обжигалась и всё время звала кого-то.

— Муж у неё там остался, — сказала одна из погорелиц. — На втором этаже, шестнадцатая квартира. Инвалид безногий, герой войны. Уж так она его ждала, уж так любила все эти годы!..

Владимир поставил портфель у парапета набережной, пересёк улицу и остановился у самой парадной. Здесь уже обжигало лицо пламенем, дым разъедал глаза, повсюду сыпались искры. Юноша стянул кашне, обвязался им до самых глаз, накинул капюшон, затянул и завязал тесёмки. Если куртка не загорится, он не пострадает.

Выбил ногой прогоревшую дверь — и в два прыжка на второй этаж по задымленной лестнице. Квартира номер шестнадцать, дверь нараспашку, в прихожей стена огня.

— Есть кто-нибудь?!

Никакого ответа.

Закрыв глаза рукой, пробежал сквозь пламя. В первой комнате никого, в другой тоже. Вот он! На кресле-каталке военный человек в орденах, весь седой. Он без сознания.