Плач третьей птицы: земное и небесное в современных монастырях - [78]
В результате насельники, не способные собирать внимание на виду у всех, приобретают стойкое отвращение к молитве и затем лицемерят, скрывая внутреннюю пустоту, влачатся обгорелыми головешками, а то и покидают монастырь. Другие проявляют безудержное рвение и, сочтя себя достойными небесных озарений, залетают совсем не туда… Отчитки, больницы, нервные срывы, скандалы так неуместны среди исихастов.
Нынче, куда ни глянь, модно всё упрощать, понижать, игнорируя сокровенное, сводить чудо Божьего дара к общеполезной и общедоступной яичнице, таинство единения с Христом – к дисциплине, публичности, к молитве из-под палки. Ужасают непомерные мистические посягательства, например, держать ум нерассеянным. Старец Паисий Афонский на склоне лет говорил: «Кто я такой, чтоб непрестанно держать ум при Боге?»; а преподобный Григорий Синаит замечал: никто не может сам собою удержать ума, если не будет он удержан Духом, и никто никогда не отгоняет помысла, если Бог не отгонит его{649}.
Претендуют молиться непрестанно; но и в те благословенные времена, когда отцы-пустынники питались хлебом, приносимым ангелами, одним взглядом сокрушали идолов, воскрешали мертвых, без вреда стояли в пламени, укрощали диких зверей, видели грешника насквозь, изгоняли демонов, возили мешки на диких зверях и переправлялись через Нил на крокодилах, они посредством камешков вели счет кратким молитвам.
Знаменитый Павел Фермейский, совершая триста молитв в сутки, встревожился, узнав о какой-то сельской девственнице, исполняющей семьсот молитв, и пришел к святому Макарию Александрийскому. «Я вот уже шестидесятый год совершаю только по сто положенных молитв, – ответил старец, – зарабатываю нужное для пропитания своими руками, по долгу не отказываю братьям в свидании и, однако, ум не укоряет меня в нерадении»{650}; смущение же, добавил преподобный, признак нечистого сердца. Значение имеют искренность и внимание, а численности прилежали больше на Западе: Клара Ассизская хвалилась тысячей, а иезуит Иаков Керрут аж двадцатью четырьмя тысячами молитв в день!
Исаак Сирин упоминает о ста молитвах первого учителя монашества пустынника Евагрия, пятидесяти преподобного Моисея Мурина, притом, конечно, эти люди сами полностью сделались алтарем молитвы{651}, ибо в представлении святых отцов молиться непрестанно означает содержать ум прилепленным к Богу с великим благоговением и теплым желанием, висеть на уповании на Него и о Нем дерзать во всем – во всех делах и приключениях{652}.
Молитва – не столько занятие, сколько состояние души; начетнический, подневольный скучный труд никому не нужен и не полезен. «Беседуй с Ним, как сын с Отцом, и ты скоро почувствуешь, что Отец рядом и что ты действительно сын, а не раб», – писал один будущий епископ{653} в армию младшему брату, будущему протоиерею.
Между прочим, формулы сокровенного поучения на протяжении веков употреблялись разные: «Господи, якоже волиши и якоже веси, помилуй»; «Господи, да будет воля Твоя»; «Господи, помилуй мя и помози ми, Тя славлю»; «Господи, помоги мне, Ты Бог мой и всё для меня»; «Боже, милостив буди мне грешнику»; «Упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Святой…» и даже, как видим, не всегда содержали Христово Имя, чему, бывало, придавали столько значения.
Годились и воздыхания неизглаголанные{654}: благодать, по преподобному Паисию (Величковскому), привлекается не словами, а сердечной правотою. «Память Божия, вот главное, в чем надо упражняться», – настаивал святитель Феофан Затворник, много раз повторяя, что Иисусова молитва не есть существо дела, а всего лишь пособие в числе многих средств к обретению правильного внутреннего строя{655}.
Чему не способствует крайнее невежество, весьма смутное представление о учении Церкви, смысле таинств, критериях различения истины, при отвращении от возвышенного труда чтения, чрез которое ум очищается от мусора, входит в божественные тайны и омывается радостью, наполняется мыслью о Боге и рождает молитву{656}. Берут в пример Странника, возможно, оправдывающего, если доверять его опыту, допущение святого Григория Синаита: послушливого и неграмотного можно скоро обучить молитве{657}, потому что он прост, т. е. целен, един, устремлен к Богу от всей души, бескорыстно, и получение дара не причинит ему вреда.
Как раз Странник, сравнительно недавно переведенный на иностранные языки, породил на Западе толпы подражателей. Хиппи, например, отнюдь не отказываясь от безбрежной свободы нравов, твердили Иисусову молитву, очевидно, используя ее как волшебный способ – Сезам, откройся! – шагнуть за невидимый порог, слиться с Абсолютом и вкусить наконец настоящий кайф. В рассказе, кажется, Сэлинджера, обыкновенная американская девочка-тинейджер шепчет ту же Иисусову молитву наподобие магического заклинания, желая помочь близким.
Порой и православные, по причине вульгарности восприятия, понимают метафорические выражения святых отцов буквально и ожидают сверхъестественных эффектов: келья всему научит, а молитва сама просветит, наставит и исцелит от страстей. Так мыслят и мистики-иноверцы: «Практика
