Плач серого неба - [2]

В кают-компании было грязно и сумрачно. Пары керосиновых ламп едва хватило, чтобы в колеблющемся тусклом свете он смог различить худую альвийку в голубой мантии, небрежно развалившуюся на покосившемся диване.

— Госпожа Талита! — усы весело прянули в стороны, — ты не представляешь, как я рад новой встрече!

— В первую очередь, Альбинос, — голос женщины оказался тонким и шелестящим, под стать ее мантии, — я не представляю, каким идиотом нужно быть, чтобы явиться сюда после твоих подвигов.

— Никак только не пойму, — он будто не слышал, — к чему маскарад с бардаком и полумраком? У вас отоваривается сам Хранитель, а вы прозябаете в нищете? Не с руки почетным ремесленникам…

— Мы не какие-то ремесленники, Альбинос. Мы — вестники Науки. Не лезь не в свое дело и ответь на мой вопрос.

— А как поживают твои братья и сестры? Надеюсь, они в добром здравии, и выглядят не хуже тебя? О Самой, конечно, не говорю. У нее, насколько я помню, всегда были проблемы с весом, — он весело подмигнул.

— Прекрати! — женщина повысила голос, но быстро взяла себя в руки. — Почему ты все время пытаешься меня разозлить, Альбинос?

— Я не альбинос, Талита. И тебе это прекрасно известно. Так что словесный понос — лишь ответ на твои нелепые подначки. Но шутки в сторону. Я пришел по делу.

На лице женщины отразилось злобное восхищение.

— Ты невероятен. Сначала подкупаешь грузчика, крадешь то, за что должен был заплатить, а теперь предлагаешь сделать вид, будто ничего не было? Ты не боишься, что не сойдешь с корабля?

— Боюсь, еще как боюсь! И особенно сильно, Талита, я боюсь, что между нами возникнет непонимание. Я не виновен в том, что ты пытаешься мне приписать, клянусь честью. Но газеты читаю регулярно, так что представляю, как все выглядело со стороны. Вот почему я дал верному Сиаху четкий приказ: если через два оборота я не вернусь в карету, он должен отправить несколько писем указанным адресатам. И прежде, чем ты сделаешь что-то не подумав, учти две вещи. Первое. Он — ящер, и он у меня на жаловании. А значит, в случае моей смерти обязательно выполнит последнюю волю нанимателя. Твой экипаж справится с ящером, Талита? И второе — одно из писем отправится прямиком в поместье Виссенгам. Три дня назад ты казалась мне самой адекватной из всего вашего безумного сброда. А значит, не так уж ты и двинулась на этом раболепии перед наукой. Бывают собственные мысли, да, Талита? И здесь, в вонючем вимсбергском порту, ты дышишь полнее, чем в лесах вокруг вашего поместья. Признайся, что обделываешь в городе и собственные делишки… Впрочем, можешь молчать — по лицу вижу, что не ошибся.

Женщина на диване, чьи глаза от изумления и злости стали просто огромными, подалась вперед, хватая ртом воздух, словно подцепленная на крючок рыба.

— Я не закончил. — Во взгляде альва появился опасный блеск, но голос оставался ровным и даже дружелюбным. — В письме, которое отправится к Файре, честно говоря, — откровенное вранье. Все обвинения в твой адрес — плод моего воображения. Поверь, мне настолько все равно, чем ты тут занимаешься, что я не собираюсь бегать по следу и вынюхивать всякую грязь. Но даже если Старшая не поверит — она все равно возьмет тебя на заметку, да так, что по нужде не сходишь без присмотра. И ведь когда-нибудь ты ошибешься. Хоть разок. Хоть один ма-аленький прокол. И все. Понимаешь?

— Хватит угроз, старик. Мысль ясна. Так чего же ты хочешь?

— Я? — лицо его вновь расслабилось, провалившись веселыми ямочками на щеках, — я лишь хочу, чтобы недостойные двух почтенных людей распри и подозрения остались в стороне, а первоначальное соглашение вновь обрело силу. Как думаешь, это возможно?

На сегмент воцарилось молчание. Он не мешал женщине переваривать услышанное.

— Ну ты и жук…

— Так что скажешь? — Из кармана серебряным росчерком в полумраке возник хронометр. Альв нетерпеливо глянул на стрелки. — Ты подумала?

— То есть, теперь ты готов честно выложить деньги за бочонок «пещерного грома»? Мне, а не портовой крысе?

— А я как сказал? Неужели старость берет свое и пора заняться дикцией? Что, прости, тебе послышалось в моих словах?

— Не хами. Письма еще не отправлены, а ящер может и не выстоять против некоторых… экспериментальных образцов. Мне бы не хотелось применять их здесь, но все во имя Союза… Ты же понимаешь. Безопасность — превыше всего.

— Ладно, ладно, без дураков. Что мы, право слово, как дети, — альв построжел, — значит, ты согласна?

— Скорее да, чем нет. Вот только одно «но».

— Так и знал, что осложнений не избежать, — старик комично состроил недовольную гримасу. — Чем ты огорчишь меня на сей раз? Снова задерешь цену?

— Естественно. Теперь с тебя по полтора серебряных за сотню граммов пороха.

— А пол серебряного — не крупновата ли надбавка?

— Назовем это неустойкой. В конце концов, ты заключил сделку и пропал. И еще — придется оплатить то, что украл твой наймит.

— Жестоко и несправедливо! Я же сказал, что ни при чем…

— А это мы назовем страховкой. Зато я поступлю честно — те триста грамм пойдут по старой цене. Серебрушка за сотню. Согласен?

— Куда же деваться? Конечно, да, хотя это разорит Двор и меня лично.