Плацебо - [67]

Из письма я узнал, что она оплатила мое обучение и передо мною открыты все дороги. Она умоляла меня помнить о смерти и никогда не становиться участником гонки за выживание. Любить природу, меньше контактировать с людьми, выбрать свой путь и держаться подальше от Офисов. Сама она предпочла забыть. Я все никак не мог поверить, она писала какие-то фантастические вещи, мол, сотрет себе память и устроится куда-нибудь на низкоквалифицированную работу, сбережения попросит высылать в школу. «Жизнь потеряла смысл, это самое полезное, что я могу – самоустраниться». Так она писала. Я искал ее потом, когда вырос, по всем архивам, по всем центрам, которые проводили подобную процедуру, но тщетно. Она стерла свою память, а вместе с ней себя саму. Я старался ее помнить, каждый вечер, все то время, пока я учился в школе, я играл в игру. Я теребил в руках браслет, в нем было пятнадцать неровных угловатых камешков, вглядывался в их мутный свет и вспоминал одну ее черту, когда я доходил до пятнадцатого камня – я полуприкрывал веки, отдалял браслет от себя и пытался представить себе, как браслет обвивает ее запястье. Я всегда хорошо засыпал после этого.

Когда я закончил школу и прошел тест на профориентацию, оказалось, что у меня хорошие коммуникативные способности, дисциплинированность и лидерские качества, система отправляла меня учиться на менеджмент в Университет. Высшее образование получали редко, это означало, что у меня действительно есть потенциал в этой сфере, но я не смог. Перед глазами стояла эта проклятая записка и картина того, как отец давится счастливой монеткой. У него тоже были хорошие коммуникативные способности.

Я отказался от обучения и долгое время пытался найти работу в ретрорайоне, в «Драйве», там еще нужны были люди для рутинной неквалифицированной работы, вроде гардеробщика в театре. Зрители приходили туда за атмосферой, им не нужна была сенсорная панель индивидуального шкафчика для одежды, они хотели перекинуться парой словечек с кем-то, одетым в нелепый исторический костюм. Меня взяли туда во многом благодаря моему словарному запасу, который позволил мне использовать не свойственные нашему времени, витиеватые речевые обороты. Я был убедителен. Мне даже не надо было носить радомер на работе, для подлинности. В свободное время я искал информацию о том, что случается с людьми после стирания памяти. Вариантов было много, кто-то предпочитал частичное удаление информации, кто-то смывал в унитаз целые годы своей жизни, а кто-то выбирал тотальное очищение. Таких людей называли tabula rasa – чистый лист. Им выдавали темные плащи, под наркозом заливали щелочь в левый глаз – для помутнения роговицы. Так они давали понять всему миру – один глаз у нас закрыт, мы смотрим только в будущее, прошлого не существует.

Имена им оставляли прежние. Я не понял зачем, в статьях писали, что должна быть хоть одна ниточка, связывающая человека с прошлым, чтоб он его точно никогда не вспомнил.

Я работал в гардеробе семнадцать лет, до самого закрытия. Потом мыкался по ретрорайону, пытался найти что-то еще, рекомендательное письмо у меня было превосходное. Два года удалось проработать швейцаром в квест-комнате «страшный отель». Моя идеальная осанка и отстраненность раздражала людей. А может, я и вправду плохо справлялся с работой, но меня попросили уйти. Вместо меня взяли какого-то веснушчатого показушника, он отвешивал всем реверансы у входа и ловил восхищенные вздохи дамочек. Я думал податься в зону отчуждения, это была наша с мамой мечта, единственное, что от нее осталось, не считая браслета из лунного камня, но я понятия не имел, где она находится и не смог найти никакой информации. Иногда мне казалось, что она выдумала ее, но не могла же она так убедительно фантазировать. Кроме того, я знал, что некоторые люди выбирают другой путь, но черт его знает, как на него ступить. Кроме того, я человек, которому нужен план, я не могу спокойно засыпать, зная, что завтра мне нечего будет есть. Я готов есть порошковые каши, хотя, конечно, предпочитаю лакрицу или зеленые оливки, но это еда, не так уж важно. Я могу порадовать себя цветением красивого дерева. Но я должен знать, что тарелка не будет пуста. Работа все не подворачивалась, от порошковых каш начинался гастрит, и я подался на шоу. Думал ли я, что смогу решить проблемы у себя в голове и найти хорошую работу? Нет! Это было бы предательством. Иногда я ненавидел мать за ее глупую категоричность, максимализм, за то, что спокойно брала доброталоны у отца, заработанные участием в той самой гонке за выживание, а сама вбивала мне в голову, что я особенный и заслуживаю лучшей участи. Я хотел бы хотеть жить в хорошем доме, есть вкусную еду, ходить в адреналиновые парки, отели поцелуев, болеть за какую-нибудь робокоманду. Но я не могу, меня тошнит от всего этого, и я чувствую себя предателем собственных ценностей. Если, конечно, эти ценности вообще мои.

И вот она, передо мной. Чистый лист. Самое бесполезное, что может быть на свете. Чистый лист нужен только для одного – перестать быть чистым. В этом его смысл. Ан нет. У нее встроенная защита от любых чернил. Завтра она даже не вспомнит, кто здесь был. Я вглядывался в ее глаза, я пытался найти в них что-то знакомое, но там ничего не было. Вообще ничего. Она не помнила о смерти, она не помнила о жизни, она помнила только о том, что у нее в руках полиэтиленовый пакет и мы должны сложить туда свои вещи. Она не задержала взгляд ни на секунду на своем же браслете! Я впервые понял, что тогда она обняла меня перед смертью, вот почему объятие было таким быстрым. Она боялась передумать, может быть, она хотела передумать. Может быть, я должен был с ней поговорить? Но мне было тринадцать, откуда я мог знать, что люди такие сложные. Я только чувствовал, что боюсь ее разочаровать. И я сейчас это чувствую. Вот они мы, сидим на полу перед этой коробкой и отчаянно думаем, что же нам выбрать. Выбор без выбора. Любой вариант заставит нас страдать. Рано или поздно. Если бы система решила за нас – мы были бы рады любому исходу, преимущества и недостатки есть и там, и там, но теперь мы будем думать, что прогадали, продешевили, поддались эмоциональному порыву. Мы все сидим и считаем прибыль, а ведь речь идет не о количестве, а о качестве. Фатус пыхтит и лыбится. Он принял быстрое решение, он только и делал всю жизнь, что считал, что все вокруг идиоты и он достоин сразу быть Главным в любом месте, куда пришел. Он ненавидит работать и говорит, что и так уже отпахал тридцать с лишним лет, я его понимаю, он работал на одной и той же должности одиннадцать раз. Каждый раз пытался доказать Главному, что тот тупой. Он не цепляется за жизнь, он хочет иметь возможность ходить в ретроквартал на исторические реконструкции, не участвовать, глазеть. Есть от пуза и никого не слушать. Его выбор очевиден. Он сидит и чувствует собственное превосходство, это видно. Думает, что мы глупые и молодые, что-то в этом роде. Флор наверняка выберет талон на бессмертие, она пытается казаться странной, но ей хорошо, комфортно, куда бы она не пришла, она вполне нормальная. Самобытная, свободная. Возможно, она пришла сюда прославиться. Может, я ошибаюсь. Луна – темная лошадка, ее выбор – загадка, но каков бы он ни был – это тяжелый выбор. Она все ходит по комнате, туда-сюда, туда-сюда, голова кругом, это отвлекает меня от собственных мыслей.