Плацебо - [49]

Время шло. Сменилось четыре сезона, он постриг волосы, а я отрастила и уже знала наверняка, что уютней всего засыпать у него под мышкой – мне хотелось остановить время. Казалось, что я изобрела простой рецепт радости. Дни тянулись, как сладкая патока, я собирала гербарий из колокольчиков и незабудок, Норд перепрыгивал из жете в бризе, а иногда просто кружился по дому и сбивал стеклянные вазы с полок. Ему нравилось, что он может позволить себе бесполезное крушение. Ему нравилось, что он может позволить себе не ценить ничего, кроме своих ног и наших тихих вечеров. Но над нами нависала грозовая туча – тревога, причину которой мы не знали. Мы остро чувствовали конечность происходящего, и от этого каждое прикосновение становилось острее. Пока однажды я не нашла средство с этим справиться.

Последний сюрприз, который я приготовила для Норда, должен был по-настоящему его удивить. Все-таки он ожидал от меня неожиданностей, и поэтому пришлось постараться на славу. Он не догадался, в чем дело. Даже когда мы подошли к офису «Iceart», он подпрыгивал от нетерпения и широко улыбался, когда потребовалось подписать бумаги, и только когда человек в рабочем скафандре попросил его раздеться, он посмотрел на меня и спросил: – Какие у нас планы на вечер?

– Умереть в один день, – улыбнулась я.

Мы оба разделись, и сотрудники айс-центра покрыли наши тела золотой краской.

– Ты потрясающе красивый, – выдохнула я, – таким ты и должен оставаться всегда, прекрасным, беззаботным, порхающим, как бабочка.

– Не знаю, – Норд пытался подобрать слова, – это все волнующе, но ты же не серьезно? В увядании тоже есть своя красота, и мы ее пропустим, в этом и есть жизнь, знать что все проходит, но не думать об этом.

– Но ты же постоянно об этом думаешь! – сорвалась на крик я. – Это нечестно! У нас есть удивительная возможность замереть в мгновении бесконечной радости, а ты начал нести какую-то чушь про увядание.

– Флор, успокойся, если хочешь, мы сделаем это, попросим разморозить нас через пятьдесят лет, будет весело.

– Ты не понимаешь, – я покачала головой, – я не хочу, чтоб нас размораживали, я просто хотела, чтоб мы заснули вместе, красивые, радостные, и нас больше никогда ничего не тревожило. Представь себе это, только представь себе это, Норд, ты будешь танцевать, я буду бегать по полю и собирать цветы, твои волосы разметутся по плечам и солнечные зайчики попадут в эту ловушку…

– Я настаиваю на том, чтоб проснуться. Можем проснуться вместе, через сколько угодно лет, и строить мир заново. Конечно, выдумала ты здорово, Флор. Я рассчитывал поесть стеклянной лапши, но это тоже неплохо.

– Хорошо, – я прикрыла глаза на мгновение, – только позволь мне увидеть тебя, такого безмятежного, будь первым.

– Тридцать лет, – Норд ткнул меня пальцем в плечо, – договорились? Нам, типа, будет по шестьдесят, но мы останемся молодыми, это должно быть весело.

– Ты можешь сделать глиссад, – предложила я.

Норд кивнул. Дальше все происходило слишком быстро.

Работник айс-центра попросил меня отойти за красную линию. Норд подпрыгнул в воздухе, и его изящные движения, озаренные золотым светом, заставили меня замереть от восторга. Мороженщик – так сами себя именовали сотрудники, – направил на него дуло большой железной трубы, нажал на кнопку «Старт», и в секунду комнату окутал густой белый пар. Когда я открыла глаза, передо мной стояла недвижимая золотая статуя. Норд улыбался и был прекрасен как никогда.

– Ваша очередь, – механически сообщил мороженщик.

– Подождите, – я подошла к Норду вплотную, увидела застывшую жилку на тонкой шее, чайные плечи, прикрытые веки, из-под которых рассеивалось тоненькое облачко едва заметных морщинок, пересохшие губы. Несколько волосинок прилипло к его лбу. На ощупь он был холодный. Казался очень хрупким. Я прикоснулась ресницами к его щекам, подспудно ожидая, что он засмеется из-за щекотки. Норд замер, успев скрестить ступни в пятой позиции и расправить плечи, его тонкие пальцы тянулись к свету, а уголки губ были радостно приподняты.

Я снова подошла к мороженщику и стала любоваться Нордом, находясь на некотором расстоянии.

– Я все-таки пойду, – спустя какое-то время произнесла я.

– А с этим что? – скупо поинтересовался мороженщик. – На тридцатник его?

– Навсегда, – вздохнула я, – так ему будет лучше.

Серия № 5. Шоу «Место»

Куда исчез Соул?

Лечение в Санатории предполагает культурные мероприятия.

Сегодня нас ведут в Галерею современного искусства. Я – человек, не слишком склонный к восторженности, но, признаюсь, меня это взволновало. Я давно хотел попасть в Галерею, но у меня был низковатый рейтинг, чтоб накопить на входной билет. А войти по пропуску для свободных художников я не мог – у моей семьи никогда бы не хватило доброталонов для оплаты обучения на кафедре свободного искусства. Я рисовал, сколько себя помню. Я любил кляксы. Кляксы – это дверь в бессознательное. Слепок потаенных страхов, снятый с полости предсердий. Я не любитель Роршаха, он хреновый психотерапевт, по-моему, но отличный художник. Кляксы – моя роспись в страховой анкете. «Ая-яй, несчастный случай при попытке взросления. Страховка не покрывает ущерб, потому что ущерб – это именно то, что нужно вам. Вы – ущербный. Ха-ха. Распишитесь в левом нижнем углу».