Питерский битник - [24]

А я хромаю, как и прежде,

Слегка оглох, чуть–чуть ослеп.

Хотя я жив, а это много,

Хотя бы это — в полный рост:

Трудней идущему дорога,

Когда уход с неё так прост.

Но так же недоступна Осень,

И так же дышится весной!

Мне будет вечно — двадцать восемь

За тех, кто не дошел со мной.

*****

Дави любовь, как прыщ на морде,

Ногтями, суку, до крови.

Нет выше радости, не спорьте,

Чем отказаться от любви!

Дави её, как таракана,

Как вошь, как гниду, как клопа,

В очарование стакана поверь —

И отправляйся спать.

А утром, по отдохновенью,

Сложив в шалмане по рублю,

Ты, ощущая вдохновенье,

Гундосишь: «Я, Тебя, Люблю!..».

*****

Напомнив, что есть где–то снег

В июле, — он в жару опух, —

Влетает неземной, извне,

Не тая тополиный пух.

Смешенье лета и зимы

Мешает мысли, бредит явь.

И я, в окно своей тюрьмы,

Гляжу, не видя ни х..я.

*****

Я видел Бога, глядя на Неё,

Я знал, куда лежит меня дорога:

Всё об одном — от кабака к острогу

Вело меня по жизни вороньё.

Всегда быть рядом, сбоку, не у дел,

Уже, но оставаясь у порога.

Я жив лишь тем, что я увидел Бога,

А он меня — увы, не разглядел

*****

Весенняя

Нет, этот мир — непобедим!

Лишь в подворотнях снег растает,

Как сумасшедший Никодим

Вновь воробьям стихи читает.

Все сочинения свои,

Что гениальны, что бездарны.

И в подворотнях воробьи

Ему за это благодарны.

*****

Спите, руки, спите, ноги, головы заросшие,

На хвосте, что у сороки, вести лишь хорошие.

Смерть повсюду отменили — выгнали взашей её,

Куличом висит с ванилью месяц над траншеею.

Спит в вагончике рабочий, долго спит, уж с вечера,

Хорошо в июле ночью, если делать нечего!

Хорошо, когда тревожат лишь дела приятные,

И шевелятся под кожей чувства необъятные!

*****

Между числами — нет слов, по воде скользит весло:

Не пробить тугую воду, непростое ремесло.

Но, порой, хранит число всё, что было, не было,

Дату первого прихода и ухода, всем назло.

Между числами и мной — срок отрезанный, земной,

И не мне читать те числа летом, осенью, весной.

Ведь зимою, в холода, их под снегом не видать,

И стоят они на страже, вечные, как никогда.

Точка, точка, запятая, знак «тире», как привиденье.

Арифметика простая — дата смерти и рожденья.

Знак «тире» — вся жизнь до края, числа по краям застыли,

Точка, точка, запятая, а вокруг — слова пустые.

Точка, точка, два цветочка, фотография в овале,

И три слова в завиточках — как меня при жизни звали.

Два числа, как часовые, по весне, как снег растает.

Что, не страшно, вам, живые? Ведь в конце лишь — запятая,,

*****

Опять задержалось лето,

А хочется, всем назло!

Кофе мешать с сигаретой,

Петь, чуть касаясь слов,

Сидя с тобою где–то,

Где–то, где нам тепло!

Опять задержалось лето,

Значит — не повезло…

*****

Иллюзии

Все теряется когда–то: даты, праздники, ключи.

Злато, то, что до зарплаты: потерял, и не ищи.

Жизни в том великолепье, что одним не поит нас.

Это — детства праздник летний: с молока на спелый квас.

С кваса — на хмельное пиво, с пива — на стакан вина,

Ухмыляется, игриво, поднося все это нам.

Бьют часы, стучат минуты, оставляя за собой,

Непривязанность к чему–то, непронзающую боль.

Что не будет на прощанье бить тебя во все места:

Равнодушие печально, но опаснее, — мечта…

*****

Свет мой, зеркальце, заткнись!

Или на х. й, отвернись!

Знаю сам, молчи, зараза!

Заебло, угомонись!

Видишь: не выходит сразу,

Хоть сто раз ты ебанись,

Жить. А хочется! Паскуда —

Злоебучая стезя…

Чудо. Где–то бродит чудо,

Там, где пешка ест Ферзя,

Решка бьёт орла. Рассудок

Знает — этого нельзя.

Зябко. Сводит мозг желудок

От желания всего.

Мост меж нами: «Спи, ублюдок!

Ты добился своего!».

Всё… Весна. И амальгамы

Чуть со сна идёт черта,

Там — где Бог играет гаммы,

Остальное — Пустота…

*****

Перегорела лампочка, болтается спираль.

Капризная ты, дамочка, судьба моя, а жаль.

Уплыли пароходики куда–то без меня,

Идут быстрее ходики: такая, вот, хуйня.

Когда всё это кончиться, — я первым помолюсь:

Мне ничего не хочется, я этого боюсь.

Я выписал названия всех улиц, где я жил:

Весь город. До свидания. Считайте этажи.

*****

Говорите обо мне, что угодно, люди.

Мне — ведь, зёрнышко в говне,

Вам — лишь хрен на блюде.

Что допился, что издох, евнух в Эмирате:

Просто, пил ту жизнь на вдох,

А на выдох — тратил.

Говорите, ну, ещё! Просто, говорите!

Мне всё это — за плечо,

Мой любимый критик.

На иврите, идиш, так — русского не бойтесь!

Яйца лижут у кота,

Коль не в силах коитус.

Вы попробуйте, как я: реки по стаканам,

Ведь не выйдет ни хуя,

Слышу: «На хрена нам!

Молоко рассвета пить, с ветром хороводить.

Всё, что хочется — любить —

Не пристало, вроде.

Ты — налево, мы — в тираж, что, весьма, оплачен».

Плачет матушка Кураж

У застенка Плача.

Где Господен Глас сумой, богатея, дышит.

Я свободен, я живой,

Но меня не слышат…

Жил на свете дурачок. Слёзы — дурь Ивана.

Ловил звёзды на крючок,

Да любил — незваным.

Жил на свете, да не жил, жил до воскресенья.

Просто хлынули из жил

Воды предосенни.

Обернулись они льдом, да надолго встали.

Дом, уютный милый дом,

Напрочь разметали.

Разлетелась голова: стены, крыша, двери.

Сам себя найду едва ль.

Ну, а вам — не верю.

Говорите обо мне, вам ведь то пристало!

Внутрь то — что изо вне

Запихать сначала:

«Он урод, по жизни, был. Ну, мудак, уж точно.

Он считал собой столбы,

Возвращаясь ночью.