Питер-кролик и другие - [16]
— Мяу! Мяу! — завопил Симпкин, а мышки сказали:
— Хей, дидл, динкети? И тут же запели:
Мышки при этом отбивали такт серебряными напёрсточками, но Симпкину все эти песни не нравились нисколечко.
Он всё принюхивался и мяукал под дверью. А из-за двери неслись уж совсем чудные припевки:
— И всё положил под чашки в кухонном шкафчике, — добавили мышки с издёвкой.
— Мяу! Царап! Царап! — лупил Симпкин лапами по оконной раме.
А мышки в ответ на это все вскочили на ноги и завопили хором:
— Не хватает шнурочка! Не хватает шнурочка!
И тут же задёрнули шторы, так что Симпкин ничего больше видеть не мог.
Но через щёлочки в шторах до него всё-таки доносились серебряный стук напёрсточков и тоненькие мышиные голосочки, которые выпевали:
— Не хватает шнурочка! Не хватает шнурочка!
Симпкин отошёл от дверей мастерской и направился обратно к дому, о чём-то глубоко задумавшись.
Дома он обнаружил, что хозяин спит спокойно: температура у него спала. Тогда Симпкин на цыпочках прошёлся* по кухне и достал свёрточек с вишнёвым шёлком из заварочного чайника.
В незанавешенное окно падал лунный свет.
Симпкин хорошенько рассмотрел моточек, и ему стало стыдно, потому что он оказался гораздо хуже, чем добрые маленькие мышки.
Когда старый портной проснулся на следующее утро, первое, что он увидел, это моточек вишнёвого шёлка, лежащий на его стёганом одеяле. А рядом с кроватью стоял глубоко раскаявшийся Симпкин.
— Увы! — воскликнул портной. — Я конченый человек, мне пора расползаться по швам. Но зато — вот он, мой моточек вишнёвого шёлка!
Солнце золотило снег, когда портной поднялся с постели, оделся и вышел на улицу. Симпкин бежал впереди.
Скворцы насвистывали, усевшись на края каминных труб, дрозды и малиновки тоже напевали что-то своё, совсем не то, что они пели полночной порой.
— Увы! — вздыхал старый портной. — Теперь у меня есть вишнёвые нитки для шнурочка. Но сил у меня нет, и времени осталось разве что обметать одну-единственную петельку: ведь уже наступило рождественское утро! А глостерский мэр венчается в полдень. И где же его вишнёвого цвета камзол?
Он отпер дверь своей маленькой мастерской, и Симпкин кинулся туда первым, точно заранее знал, что он там обнаружит.
Но в мастерской решительно никого не было.
Ни одной — ни единой серенькой мышки!
Стол был чисто вытерт тряпочкой. Обрывки ниток и лоскуточки были подобраны с пола.
А на столе — о радость! — старый портной не удержался от громкого возгласа — там, на столе, где он оставил всего лишь крой вишнёвого плиса — лежал красивейший камзол и расшитый атласный жилет, какой ещё ни разу не носил ни один мэр города Глостера.
На камзоле красовалась вышивка из розочек и анютиных глазок, а по жилету были разбросаны маки и васильки.
Всё было готово, кроме одной-единственной петельки, которая оставалась необмётанной, а к тому месту, где ей полагалось быть, булавкой была прикреплена записочка.
На ней бисерным почерком было написано: „Не хватает шнурочка“.
С этого самого дня счастье повернулось лицом к старому портному из Глостера.
Он разбогател и растолстел чрезвычайно.
Он шил потрясающие жилеты для всех богатых купцов города Глостера, и для всех благородных джентльменов в его окрестностях.
Никто ещё нигде не встречал таких тонких кружевных манжет и расшитых лацканов!
Но его петли — каждая из них была настоящим шедевром!
Стежки, какими обмётывались петли, были такие изящные, такие изящные, что невозможно было вообразить, как старый человек в очках может сделать их скрюченными пальцами. Стежки были такие крошечные, такие крошечные — казалось, что их могли сделать только маленькие серенькие мышки!
