Пистолет - [9]

– Поберегусь, – отозвался Маст. – Особенно тебя, и оберегусь.

Довольный, с чувстом прямо-таки физиологической удовлетворенности от того, что пистолет опять при нем, и в то же время не переставая возмущаться выходкой О'Брайена, надругавшегося над всеми его представлениями о морали, Маст любовно потирал пистолет, разглядывал, и снова тихо согревала его эта надежда на спасение, эта маленькая фора, которой не дано бойцу без пистолета, этот лишний шанс уцелеть. При мысли о том, что он едва было не лишился пистолета совсем, на него накатывал ужас. Раза два он двинул взад-вперед затвором, как его учили в армии, чтобы проверить, не остался ли в патроннике патрон, потом загнал в рукоятку тяжеленную обойму и взвесил пистолет на ладони.

Какая же прекрасная вещь, ей-богу! Спохватившись, Маст вытащил из заднего кармана промасленный армейский платок, которым он протирал свое оружие, и энергично прошелся по пистолету. Хотелось стереть с не всякий след жирных, потных рук О'Брайена.

Может быть, впервые Маст осознал, как бдительно ему надо охранять пистолет. Семь или восемь предложений купить его и две попытки украсть ночью должны были бы подготовить Маста к тому, что учинил сегодня О'Брайен. Маст не был готов и допустил грубую ошибку. Но теперь он будет начеку. Он не только глаз не спустит с пистолета – из рук его не выпустит. Теперь Маста не проведешь. Сурово, уверенно Маст сунул его в кобуру и застегнул клапан. Он закинул за плечо винтовку и возобновил обход, повторяя про себя это обещание.

ГЛАВА 4

Каптенармус, который выдал Масту пистолет, – фамилия его была Муссо – впервые приехал на Макапу через несколько дней после случая с О'Брайеном. Склад его был развернут в двух палатках возле командного пункта – Маст и остальные на Макапу не видели его со дня налета. Он приехал с двумя новыми 12,7 мм пулеметами, только что поступившими в роту, и командир решил установить их в двух самых важных огневых точках на Макапу, самой важной позиции. До сих пор для борьбы с ожидаемым десантом они располагали только пулеметами калибра 7,62 мм с водяным охлаждением.

Маст, конечно, знал, что он сам с ними приедет. О новых пулеметах знали все. И Маста это сильно беспокоило: что, если Муссо вспомнит про пистолет, который он отказался принять в день налета? Из сплетен, привозимых шоферами с кухни, – а они почти все это время были единственной связью Макапу с миром – Маст узнал, что остальные трое из того воскресного караула тоже вернулись в роту. Поскольку из казарм на ротный КП их привезли вместе, пистолеты и прочее караульное снаряжение им пришлось, наверное, вернуть до того, как их разослали по позициям. Если так, рассуждал Маст, то за это время полагалось бы кому-нибудь приехать с КП и за его пистолетом. Однако никто не приехал. Позабыли, как он и надеялся? А тогда, если Муссо приедет с новыми крупнокалиберными пулеметами и увидит у Маста караульный пистолет? Куда его можно спрятать? Чтобы не нашли? Ну, спрятал; а что, если Муссо увидит самого Маста? Хотя бы и без пистолета? Может так быть, чтобы не вспомнил? И не потребовал?

Это было непереносимо, ум его просто отказывал и не принимал мысли, что теперь, через столько дней, так привыкнув к пистолету, он будет вынужден проститься с этой маленькой добавочной надеждой на спасение, с этим лишним шансом спастись, которого нет у солдат без пистолета, с этим тяжелым прекрасным черноносым защитником, который спасет его.

Известие, что Муссо приезжает с новыми пулеметами, заставило Маста сильно задуматься. В мыслях у него была странная раздвоенность: он знал, что получил этот пистолет у Муссо в каптерке, и вместе с тем ясно помнил, что купил его. И если подлинная история приобретения вызывала у него виноватый страх, то другая история, которую он сам себе внушил, вызывала светлую радость. При желании он мог теперь не только вспомнить лицо солдата из 8-го артиллерийского полка, у которого он купил пистолет, он мог припомнить, как происходила сама сделка, где и при каких обстоятельствах она совершилась. Этой линии он и стал держаться, а о Муссо просто забыл.

Поэтому, когда Маст вылез из самой верхней норы, номер шесть, где его сменили у пулемета, и увидел далеко внизу на шоссе маленький тягач, а в нем Муссо рядом с шофером и длинные стволы крупнокалиберных пулеметов, высовывавшиеся сзади, его вновь охватило это двойственное чувство, но тут же оно перешло в отчетливый страх.

Вообще-то в эти несколько дней, от случая с О'Брайеном до приезда Муссо, у Маста не было почти никаких хлопот с пистолетом. Ночью украсть его не пытались – все уже знали, что на ночь Маст засовывает его за ремень, под застегнутую рубашку. И продать его предлагали только трое, причем двое были из прежних покупателей – они выиграли в покер и теперь предлагали больше.

В остальном эти дни прошли для Маста спокойно, и теперь, когда он стоял возле шестой норы, наблюдая за машиной Муссо, переживания его, за недостатком более сильных слов, можно было охарактеризовать как болезненные.

Машина, видимо, только что остановилась – Муссо еще не вылез. Стоя на каменистой высоте, Маст наблюдал, как маленькая фигурка немолодого долговязого итальянца выпростала ноги из-под щитка и зашагала к часовому, который уже открывал проход в проволочном заграждении. Засов был отодвинут, и вдвоем они оттащили в сторону столб с гармошкой колючей проволоки, служившей воротами, тягач вслед за Муссо въехал внутрь, а потом с ревом полез к первой огневой точке, где кроме пулеметных расчетов размещался командный пункт молодого лейтенанта.