Пистоль Довбуша - [9]

Было Микуле уже лет под сорок, когда он наконец скопил немного денег и построил себе небольшую хату с тремя окнами на окраине Свалявы, возле самого леса. Вскоре он женился. А через год в его хате закричал тонким голоском маленький Андрейка.

Да недолго пришлось отцу любоваться своим первенцем. Началась война 1914 года. Взяли в солдаты и Микулу. Надели на него зеленый мундир и послали воевать против русских.

Проклинали закарпатцы ту войну, и кайзера, и австрийские карабины, которые дали им в руки. Как же воевать против своего брата украинца, брата русского? Многие тогда поклялись убежать от кайзера туда, к своим. Ждали удобного случая и Микула, и его друг Иван.

— Убежим, друже! Там люди нашей мовой говорят. А тут бьют тебя австрияки в зубы, и ты не знаешь и не понимаешь, за что такие муки терпишь, — не раз повторял Микула.

Как-то выдалась ночь, темная, дождливая. Спрятались австрийские офицеры от непогоды. «Помоги нам, боже!» — Микула и Иван перекрестились и побежали. Их все-таки заметили. Вслед засвистели пули. Офицер закричал: «Назад! Убью!»

Ранило Ивана. Микула тащил его на спине, а Иван: «Брось меня, Микула… Может, хоть тебе удастся к своим добраться…» — «Да разве ж то можно — товарища в беде бросать!» — возмутился Микула. Дополз он с раненым другом к русским. Иван скончался у него на руках, успев только прошептать: «Береги мою дочку Гафийку… — Потом добавил чуть слышно: — В первый раз… и в последний завидую тебе, Микула… Ты у своих…»

Похоронили Ивана русские солдаты, как брата. Каждый бросил в его могилу горсточку земли. А у Микулы тогда впервые появилась седина на висках, точно изморозь на жухлой траве.

В плену он познакомился с большевиком Петровым, который научил его грамоте и много рассказывал о Ленине.

Однажды на рассвете восставшие перебили стражу, открыли бараки, где томились пленные и узники-коммунисты.

— Выходи, братцы! Революция! Свобода! — крикнули они.

И пошел Микула воевать рядом с Петровым. То были самые счастливые годы в его жизни. То была борьба за счастье людей.

Возвращался он в Карпаты, а у самого будто крылья выросли. И в родном краю поднялся народ против австрийских графов, против венгерских буржуев, против местных богачей. Микула пошел в Красную гвардию. Его выбрали командиром.

Забежал на часок домой и не узнал Андрейку. Малыш его уже отцом называет. Карабин ручонкой трогает.

— Настало время, Марие, рассчитаться с графами да жандарами за наши слезы! Хватит бедовать! Теперь и у нас земля будет, — прощаясь, заверил жену Микула. — Не отступим, пока не добьемся свободы, пока не будем вместе с нашей Украиной.

Но налетели коршуны-жандармы из Румынии, Чехословакии. Подавили они революцию и в Венгрии и в Карпатах. Многие красногвардейцы погибли. Многие попали в тюрьмы. Избитого до полусмерти Микулу тоже надолго бросили в тюрьму. Наконец выбравшись оттуда, он возвратился домой. Зашел во двор ночью и остановился как вкопанный. В хате хозяйничали горный ветер и лесные совы. Ветки ореха заглядывали в разбитые окна и словно шептали Микуле: «И чего вернулся? Пусто здесь, человече!»

Потом он узнал: Марию пытали жандармы. Спрашивали: «Где твой красный газда, признавайся?!» Не вынесла Мария побоев. Умерла.

Где же сынок? Где Андрейка? Еле отыскал его Микула в городе Мука́чево. Малыш сидел возле церкви с проткнутой ручонкой и просил подаяния. Микуле от радости, а вместе и от горя хотелось закричать с такой силой, чтоб заглушить гром, рокотавший над головой. Но когда заговорил, с губ его сорвался лишь хриплый шепот:

— Андрийко! Сыну мий ридный…

— Я вовсе не твой, — возразил мальчик. — У моего няни[9] красная ленточка на шапке и пистоль в руках. Он жандаров бьет!

— Я спрятал тот пистоль, сыну. А когда ты вырастешь, я подарю пистоль тебе, и ты отплатишь жандарам за мамку…

Оставшиеся на свободе товарищи достали Микуле новые документы, и он поселился с сыном и с сиротой Гафийкой в Дубчанах, подальше от злых глаз сыщиков и жандармов.

Нелегко было безземельному Микуле растить двоих детей. А еще тяжелее пришлось ему потом переживать их неудачи, их беды… Андрея схватили хортистские жандармы. Жив ли он? А Гафия тяжело заболела, и, кто знает, когда она совсем выздоровеет…

Микула и теперь помогал своей приемной дочери, чем только мог: советом, добрым словом…

Мишка всегда встречал Микулу с радостным криком: «Мой дедо пришел!» Он был уверен: не уйдет дедушка, не рассказав ему опять что-нибудь интересное. Ведь он так много знал! И о чем шепчутся листья в лесу, и о чем поют птицы своим птенчикам, укладывая их спать. И почему зайчик шьет себе на зиму белый кожушок. А когда дедо рассказывал про счастливую страну, Мишка боялся даже шевельнуться, чтоб не пропустить ни одного слова. Ведь до этого времени он думал, что на свете есть лишь Дубчаны да горы вокруг. А оказывается, за Карпатами есть край, да еще и счастливый. Там нет мироедов, нет жандармов. И живут там такие же дети, как и он, Мишка. Только ни они, ни их мамы не ходят батрачить. У них есть своя земля, сады, леса. А у мальчишек, наверное, есть и синие мячи, и маленькие лошадки с гривой, как настоящие. Такие он видел лишь у поповича Иштвана. Вот бы и Мишке иметь маленького конька. Он поднимался бы с ним на полонины, где трава выше головы. А на водопой водил бы к роднику, из которого девчата берут пить.