Письмоносец - [6]

Хотя ему пришлось долго стоять и ждать, пока свет перестанет слепить глаза, оказалось, что солнце — это что-то совсем особенное. Мать взяла его за руку, и они пошли по улице искать друзей. Все было легким и радостным. Голоса людей изменились, они больше смеялись, а во фьорде играли лучи солнца. Как же высоко было небо, такое сияющее голубое и бесконечное! Когда Каспар на секунду взглянул прямо на солнце, прилетели белые ангелы и протянули к нему руки.

Друзья стали завидовать его костюму рыцаря, так же как они завидовали тому, что у него большая комната со множеством игрушек и красивая мама. Они краснели, когда она заклеивала им царапины, оставшиеся после падений, пластырем. А когда друзья оставались ночевать у Каспара, их не отправляли спать раньше двенадцати.

Они стали подростками, и комната Каспара превратилась в их единственное надежное прибежище. Они носили одинаковые черные футболки и изображением играющих на гитарах скелетов. Друзья красили волосы в черный цвет или обесцвечивали их, так что они становились такие же, как у Каспара. Их сутки перевернулись, ночью им было лучше, тогда они играли в компьютерные игры и слушали музыку. Когда после полудня наконец поднимали шторы, свет ослеплял и друзей.

Потом они выросли, и жить в родном городе остался только Каспар. Друзья называли его «смотрителем маяка», потому что знали, что если в его окне ночью горит свет, то для них двери всегда открыты.

Это было не из-за того, что Каспар — альбинос, а потому что ночь — особенное время суток. В эти короткие часы случается все самое важное. Дни и вечера кажутся бесконечными, а ночи когда-нибудь прекращаются.

Бывало, друг приходил часов в восемь, выпивал пива, говорил о девушках и о минувших днях. Каспар смотрел фотографии из тех мест, где он был дислоцирован, и казалось, что все хорошо. Но потом наступала поздняя ночь, когда все рвалось и звезды занимали свои позиции на небе. Друг был пьяным, усталым, его униформа измята. Тогда он рассказывал о сиротах, о семьях, которые сжигали в собственных домах, о женщинах, которым отрезали груди и насиловали, о палачах, которые били людей палками по ногам, о растерзанных телах тех, кто подорвался на мине, о ядовитых газах…

— Каспар, — шептал он. — Ты не думал, что мы тоже когда-нибудь умрем?

Каспар старался не улыбаться его наивности. У него самого была больная мать, а его собственная кожа была бомбой с часовым механизмом. Все остальные считали солнце подателем жизни, а для него оно было врагом.

Каспар похлопывал друга по плечу, приносил ведро, на случай, если его стошнит, или наливал ему виски, если друг был недостаточно пьян, чтоб заснуть.

Когда друг просыпался на следующее утро на полу укрытый пледом, у него было достаточно душевного спокойствия, чтоб спросить:

— А ты чем занимаешься, Каспар?

— Да почту сортирую.

Друг всегда отвечал, что ему надо заняться чем-нибудь другим. Найти такую работу, где бы он общался с людьми, или, может, отправиться в путешествие? Каспар не заслуживал того, чтобы прятаться по ночам на почте. Друг трепал его по плечу. Хватит ему возиться с матерью, настал его черед жить.

Но Каспар скучает по матери сейчас, когда он стоит в закусочной и комкает бумажную тарелку. Он кивает продавцу и выходит. Парни пялятся на него из окна, Каспар останавливается и машет им рукой. Они быстро переводят взгляд обратно на телеэкран.

Уже темнеет, уличные фонари мерцают, прежде чем загореться. Высоко над головой Каспара поднимаются горы. Он покупает в магазинчике молоко.

Он входит в кухню, кивает Руску и спрашивает, когда им завтра вставать.

— Мы начинаем сортировать почту в половине шестого, но тебе, пожалуй, надо выспаться, ты ужасно выглядишь.

Каспар разогревает молоко, выливает его в миску и идет к себе в комнату. Ягненок испортил воздух; он вскакивает, кусает его за пальцы, а на молоко не обращает внимания.

Каспар принимает витамин Д и чистит зубы перед зеркалом. Его короткие волосы очень светлые, но это у них семейное. Необычна как раз кожа. Она ослепительно-белая, сухая, и морщин на ней больше, чем обычно бывает в этом возрасте. У него на лице кое-где красные пятна, потому что мороз он тоже переносит плохо. Глаза светлые и чувствительные, но не красные. Это просто такой распространенный предрассудок, будто у всех альбиносов красные глаза.

Каспар отворачивается и быстро чистит зубы.

Единственное удобство альбинизма, которое приходит ему в голову, — это то, что когда он подростком покупал выпивку или собирался на дискотеку, его никогда не просили предъявить документы. Каспар много лет был похож на взрослого или даже на старика. Когда-нибудь он станет совсем нормальным, если, конечно, ему повезет и он доживет до старости. Когда его друзья постареют, у них тоже будут белые волосы, блеклые глаза и светлая кожа. Иногда Каспар думал о том, как это будет. Будет ли он так же чувствовать кожей чужие взгляды, даже если на него перестанут смотреть?

На ночь Каспар поднимает затеняющую штору. Почта — самое высокое здание в Форехайме, никто не увидит в окно его прозрачных ляжек. Шелестят длинные зеленые ленты северного сияния, звезды мигают, как добрые глаза. Каспар достает маленькую подзорную трубу и досадует, что не оставил места в спортивной сумке для своего телескопа. Он прижимается к холодному стеклу, так что оно трещит, и находит свои любимые созвездия.