Письмоносец - [45]

Джек ставит на стол чай и сосиски и притворяется, что он не видел ягненка. Он одет в черный блейзер, живот у него слегка округлившийся, возраст в целом неопределенный. Джек ставит Баха, а когда Каспар спрашивает, нет ли у него стакана воды, опрометью мчится на кухню.

Джек и Лэрке обсуждают интерпретацию Баха. Не слишком ли тяжелы смычки, ошибся ли виолончелист в указаниях темпа в бурре, или он в принципе закоснел в венском классицизме. Каспар собирается ложиться спать.

— Ах, — извиняется Джек, — не хочу вас задерживать своей болтовней.

— Я уже давно ни с кем не разговаривала на профессиональные темы, — усмехается Лэрке.

Каспар входит в комнату и откидывает одеяло на кровати для гостей, вскоре приходит и Лэрке, и они ложатся в потемках.

— Ты мне немножко не поиграешь перед сном?

— Нет, — отвечает Лэрке.

Он долго лежит без сна. В глубине сознания он все еще бродит по горе. До него доносится запах лишайника и ивы. Он слышит, как под ногами гремят мелкие камешки.

Каспар навещает мать через день. Лэрке всегда с ним, но она молчит. Свои концертные одеяния она положила в выдвижной ящик под кроватью. Вместо них она купила себе черную юбку и блузку.

Иногда мать встает с постели. Она вышагивает на своих длинных ногах, как олень, и хватается за стены и дверные косяки, чтоб не упасть. Она дает Каспару деньги на лучшие духи и посылает его в банк, где в сейфе хранятся ее украшения. И вот она сидит в общей комнате, вышивает шелковыми нитками и хочет только шампанского и устриц, хотя она и не переживет отравления моллюсками. Каспару приходится быть с ней, он улыбается и глотает серые слизистые комочки, которые булькают в своих раковинах на блюде.

— Ты мой принц, — говорит она, — а я королева нашей страны.

Остальные таращат глаза, поднимаются и уходят.

— Не надо ни с чем смиряться, — шепчет она и посылает им змеиный взгляд, — человек таков, каков он есть.

Матери делают укол и кладут в постель. Каспар разговаривает с одной из медсестер.

— Так печально, — говорит она, — твоя мама хочет столько успеть. Когда она не говорит о концерте знаменитой флейтистки Лэрке, то ей хочется в Японию. Она всегда мечтала сидеть в храме над морем и медитировать. Она говорит, что хотела бы там умереть. Она даже звонила в разные бюро путешествий. Мы пытались ее отговорить, ведь у нее не так много сил. Но она срывается, плачет и говорит, что вольному воля.

Медсестра вздыхает:

— Большинство наших умирающих больных бывают рады, если им удастся выбраться хотя бы на прогулку с семьей в горы в последний раз.

Иногда по вечерам Лэрке вынимает флейту, чистит ее, собирает. Она легонько дует в нее. Как будто ветер овевает углы домов. Каспар садится и слушает.

— Успокойся, я ничего играть не буду. Это так, пальцы размять, — говорит она.

Мать хочет быть в курсе событий, Каспар покупает ей все журналы, какие только существуют. В одном из них статья про Королев поселок, как его теперь называют. Мать крепко вцепилась в журнал ногтями, покрытыми красным лаком, и громко читает. Там сказано, что Управление по лесам и природе собирается сделать все, чтобы сохранить редких овец Страдивариуса, а у коммуны, наоборот, планы проложить к поселку туннель. После того как овцевод София бесследно пропала, местность перешла в распоряжение государства, и оно хочет сделать там заповедник. В журнале интервью с работником и его женой, они рассказывают, как будут проводить свой досуг. Они хотели бы путешествовать и больше ходить в кино.

Король, скорее всего, у себя во дворце. Ларек с пиццей, который, должно быть, заказал король, был замечен у ворот, и кто-то видел, как король в шлафроке сам спускался туда и платил. Полиция до сих пор дежурит у дворца, и многие чувствуют себя неспокойно. И наконец, там написано, что старый почтовый маршрут через Форехаймскую гору упразднили. Теперь, когда там сделают туннель, ходить, скорее всего, будет не по чему.

Каспар выбегает из палаты матери, хлопнув дверью. Он едет домой на автобусе, бросается на кровать и плачет, уткнувшись в Джеков старый матрас. Лэрке гладит его по спине, а Каспар может только издавать странные звуки.

Каспар даже не знает, что у Лэрке с собой флейта. Два дня спустя он стоит и держит мать за руку, и вдруг из другого конца комнаты слышатся звуки. Мать садится на кровати, выпрямив спину.

— Откинься назад, — говорит Лэрке.

Мать в испуге ложится, а Лэрке играет так красиво, как никогда не играла. Каспар видит, как растет дерево и открываются большие дыры. Ангелы летают повсюду, даже там, где нет солнечного света.

— Это же Лэрке, — шепчет мать, — знаменитая флейтистка. Как красиво!

Мать молодеет. Наверное, она становится моложе, чем он когда-нибудь видел. Лэрке играет два часа, облака не движутся, медсестры не заходят, похоже, что мать совсем не дышит. Но когда последний звук выплывает в белую палату, она медленно открывает глаза и снова дышит. Она долго улыбается, а ее глаза превращаются в глаза ребенка. Лэрке незаметно исчезает вон из дверей.

Мать провожает Каспара до самого лифта, ее шаг на удивление тверд.

Дома Лэрке говорит, что нашла жилье, от которого не может отказаться. Каспар, конечно, может оставаться в комнате у Джека. Он понимающе кивает. Она собирает вещи.