Письмоносец - [26]

Я отчетливо помню редкие дни летом, когда светило солнце. Мы были одеты в маленькие платьица, росли с одинаковой скоростью, лежали в стогу сена и смотрели в небо, где птицы летели, куда им вздумается. Мира часто говорила о солнце, она говорила, как было бы чудесно жить там, где посветлее и потеплее. Зимой Мира всегда грустила, а мне всегда было все равно, какое на дворе время года.

С этого стога мы впервые увидели Райнара Руска. Потом мы поссорились из-за того, кто из нас первым увидел новую красную точку, которая шла рядом с Пером-Апостолом. Тогда он был красавец, а мы до того вообще не видели молодых парней. Мы знали только отца, дядю и Пера-Апостола. Мы каждый день поджидали Руска. Иногда мы писали друг другу письма и отправляли их по почте, чтоб быть уверенными, что он зайдет к нам. Мы улыбались ему, но я думаю, что у Миры улыбаться получалось лучше.

София переходит на шепот:

— Мира первой поцеловала Руска. Она просто в один прекрасный день догнала его и прижалась губами к его рту. Руск так и застыл, и похоже, не имел никакого понятия, как ему быть. Мать с отцом обиделись и дали Мире пару подзатыльников, но это не помогло. Мы с Мирой всегда рассказывали друг другу все: какие мужчины из журналов нам больше нравятся, обычно это был, конечно, какой-нибудь король. Но Руск был первым в нашей жизни мужчиной из плоти и крови.

Когда Пер-Апостол пропал, Мира уехала в город и жила на почте у Руска. Я не знаю, сколько это продолжалось, но потом Мира сбежала от Руска и переселилась в большой город, туда же, откуда, как я понимаю, приехал ты. С тех пор она ни разу не писала мне, и я ей тоже ничего не писала. Я думаю, первый шаг должна была сделать она.

София глубоко вздыхает и совсем склоняется над Каспаром.

— Я ей никогда этого не прощу. Как можно простить сестру, с которой у тебя когда-то были общие жилы и вены? На которую ты смотрел все свое детство, единственную подругу? А я-то думала, что Мира считает нашу любовь важнее всего. Как она могла так наплевательски к этому отнестись, наверно, она и впрямь злая?

Будь я Мирой, я бы тоже уехал из этого места, думает Каспар. Поселок такой тесный, было просто необходимо, чтоб кто-то вырвался из него. Но ведь этого не скажешь Софии, когда она лежит рядом и рыдает.

— Но почему, когда Мира уехала, ты не вышла за Руска?

— Любовь — это не компромисс, — фыркает она. — Сперва Руск увидел Миру, а теперь волочится за Лэрке. Ну и пусть, ради бога, если он ее любит.

София утирает глаза и садится.

— Однажды Руск пропадет, — говорит она, — а ты станешь новым почтальоном. Ты должен кое-что знать, но пусть это останется между нами. Это причина того, что твоя работа — пожизненная. Да Руск тебе, наверно, уже все рассказал.

Она озирается в полутемной комнате, тело Каспара светится, как луна.

— С тех пор, как существует наша страна, это всегда хранили в тайне. Белый дворец — убежище короля. Он приезжает сюда, когда ему хочется побыть одному. У нас в поселке на него никто не будет глазеть. Нам дан строгий приказ смотреть в другую сторону, когда он приезжает. Я делаю для него уборку и готовлю еду, а лицо его видела только в журналах. Если его величеству будут письма, не отдавай их мне, а неси прямо ему. Ты сразу узнаешь письмо королю, потому что на нем не будет адресата. Там будет просто красная лаковая печать с изображением солнца. Но Руск тебе, наверно, об этом уже рассказывал.

Каспар мотает головой.

— Это меня беспокоит, значит, он сильно сдал, сильнее, чем я думала.

Она вздыхает.

— Из всего поселка король общается только с Лэрке. А она живет здесь недавно. Иногда он приходит к ней в гости, она для него играет.

— Я пойду спать, — говорит Каспар.

София глядит бодро, ее глаза сияют как синее море.

— Когда-нибудь тебе дадут прозвище, как всем другим письмоносцам до тебя. Пер-Апостол считал своим долгом проповедовать. Фриц-Маркин всегда любезно наклеивал дополнительные марки, если за письмо было недоплачено. Почтарь-Поэт, переходя через гору, сочинял стихи. Раймара Руска по-настоящему зовут Райнар Андерссон, Руском[2]его прозвали потому, что он не обращает внимания на плохую погоду. Как ты думаешь, какое тебе дадут прозвище?

Каспар пожимает плечами. Вдруг София склоняет лицо вниз и нежно целует его. Каспар нечаянно дотрагивается до ее руки, она тоже нежная и мягкая. Он в испуге встает с постели. София моргает глазами. Он смотрит на обои позади нее. Это необычные обои, вся стена уклеена маленькими лицами.

Каспар твердым шагом спускается по лестнице, снимает кальсоны и бросается на постель. Его сердце сильно бьется, но он засыпает и не помнит, что ему снится.

За окном слышится гул, Каспар откидывает занавеску, между домами приземляется большой вертолет, сверкающий серебром. Он выходит на улицу, под струи дождя. София уже спешит к вертолету, волчья шуба хлопает на ветру. Вот пропеллер перестает крутиться, дверь открывается, и из нее высовываются три зонта. Затем появляются и сами японцы, они подбегают к Софии, их зонты вертятся на ветру, они кланяются и говорят без умолку. София уходит по направлению к своему дому, а японцы — за ней, словно коты в мягких шкурах. София просит Каспара помочь ее работнику при забое овцы. Его жена простудилась.