Письмо сыну - [6]
Вот и больница.
— Наконец-то! Кто-то появился! Хорошо, что вы пришли раньше.
— А что?
— У дежурных тяжелая больная, все заняты на операции…
— И что?
Привезли еще одну тяжелую. Я уж хотела вызывать кого-нибудь из операционной. Посмотрите, пожалуйста.
— Где больной?
— Это она. Больная. В смотровой.
— Иду. Только халат надену.
— Нет. Она какая-то не такая. Посмотрите сразу. Без халата.
Больная бледная, как туман. Вялая. Глаза закрыты. Я вошел с шумом, а веки не дрогнули.
— Что с вами?
— Живот болит. В двадцать пять минут седьмого заболело. Я даже сознание потеряла на мгновение. Как стукнуло…
Молодая женщина. Точно время говорит — какой-то разрыв в животе. Возможно, кровотечение.
Еще два вопроса. Пульс. Давление. Живот осмотрен.
Да, это внутрибрюшное кровотечение.
— Надо срочно оперировать… Вы слышите?
— Боюсь я. Может, не надо?
— Конечно, боитесь. И я бы боялся, родненькая. Но что делать?! Операция необходима.
— Ну что ж. Надо, так делайте.
— Подавайте ее в операционную.
— Надо подождать. Там все заняты.
— То есть как подождать? Это же кровотечение! Срочно надо.
— А кто оперировать-то будет?
— Ну, я буду. Ждать нельзя. А если бы я не пришел? Вы б ведь сняли кого-нибудь с их операции. Кровотечение!
— Подаем.
— Ну, а я бегу переодеваться.
В раздевалке сестра-анестезист. Прекрасно!
— Срочно беги в операционную. Наркоз нужен. Все заняты. Внутрибрюшное кровотечение…
И вот я уже моюсь. А больной уже дают наркоз. Сестра не успела переодеться, лишь халат сверху. Косынка сидит криво. Я в раздевалке первый раз увидел ее прическу. Все косынка и косынка. А красивые эти прически, новые. Вообще-то все новое, молодое красиво. Ранней весной зеленые листья такие красивые! Осенью до чего красивы деревья с червонно-золотыми листьями! А затем всего красивее первый снег пушистый на деревьях!
…Ну, вот и йодом смазали. Начали появляться врачи. А я уже оперирую… Теперь у меня и ассистент есть. А на том столе тоже оперируют. Конечно, вся бригада занята.
— Начинаем. Можно? Спит?
— Да, пожалуйста.
— Где скальпель? Ну…
Разрез. Кожа. Жир. Мышцы. Брюшина.
— Как давление? Здесь много крови. Это разрыв кисты.
— Уже переливаем. Оперируйте.
Почему не сказала, какое давление? Хм… «Оперируйте»! По-видимому, надо торопиться. Быстрей. Вот, нашел! Сейчас подтянем.
— Держи щипцы. Нет, в этом направлении тяни. Как следует. Полотенце дайте. Обложить надо и кишки отодвинуть. Так. Куда! Очень хорошо. Вот киста. Вот разрыв. Хлещет как! Сейчас зажим — остановим кровь, тогда и рассуждать будем. P-раз! Все. Теперь можно спокойно, не торопиться. Как давление?
— Лучше. Оперируйте.
— Кровотечение остановили.
— Мы поставили кровь, льем.
Что она мне все невпопад отвечает? Наверное, больная не ахти. Конечно, крови-то сколько в животе.
— Дайте банку для крови.
Отсюда можно по крайней мере граммов восемьсот набрать и перелить ей обратно.
— Граммов восемьсот я вам здесь соберу для переливания. А остальное сгустками.
— Очень хорошо. А то ее группы у нас немного.
А надо много. Да-а, она не ахти! Лучше не спрашивать. Стенка кисты порвалась, а содержимое ее не вылилось. Хорошо. Лежит уже на столе. Теперь надо зашивать. Теперь все в порядке. А чего, собственно, я радуюсь? Ну, вот и зашил главное место.
Зашиваю: брюшина, мышцы, жир, кожа…
— Ну, вот и все. Мы готовы. А как она?
— Давление лучше, но все-таки выше девяноста не поднялось.
— Может быть, у нее всегда такое?
— Нет. Я успела спросить. Говорит, обычно сто двадцать, сто тридцать. У нас ее крови еще вон сколько, перелить не успели.
— Ну, лейте. Вроде сейчас все должно быть нормально.
— Так и будет, наверное. Все ведь вовремя сделано. А она здоровая, молодая.
Через пятнадцать минут с уже нормальным давлением ее перевели в палату.
Как ее зовут? Даже не успел узнать. Что называется, режу и фамилии не спрашиваю. Пойду узнаю. И в палату загляну.
Пришел шеф узнать, почему столько народу с утра в операционной.
Я уже переодеваюсь после операции. «Что за фиеста?» — его любимый вопрос.
Ответил.
Помог мне попасть в рукав халата.
Ишь ты! Шеф подает. Что-то с ним сегодня?
— Спасибо. За что, государь мой?
Шеф:
— Карл Пятый поднял кисть, оброненную Тицианом. Это говорит не столько о заслугах и величии Тициана, сколько о величии Карла. Вот так.
Шеф ухмыльнулся, подмигнул мне и пошел к себе в кабинет. И все довольны. А что ж? Конечно, величие. Недаром Карл был одним из немногих абсолютных властителей, добровольно оставивших власть.
Ох уж эта образованность! И я себе польстил. И шеф себе польстил. И о шефе подхалимски подумал. И… опять все довольны. А главное — все само, автоматически.
Больная быстро вышла из наркоза.
Состояние хорошее.
Относительно хорошее. Как пишут в историях болезни: «Состояние соответствует тяжести перенесенной операции».
Днем уже все было совершенно спокойно.
Вообще-то, по-честному если, операцию должен бы делать кто-нибудь из того отделения, где она сейчас лежит. Ведь врачи сразу же вслед за мной пришли. Вполне успели бы. Просто уж давно я не делал операций и потому просил им ничего не говорить.
Человек идет и улыбается. Просто идет и улыбается.
ШТЫРЬ
