Письмо Софьи - [11]

Глядя в кругло-румяное, простодушное лицо Оксаны, Софья почувствовала себя невольно ответственной за судьбу этой девушки и постаралась ее успокоить:

– Ничего, Оксана, я тебя не оставлю. Когда выйду замуж, заберу тебя с собой. Думаю, что тетушка согласится.

– А согласится ли ваша свекровь? А вдруг она суровая женщина и не захочет видеть в своем доме чужих служанок?

– Не бойся, мать Юрия мне в этом не откажет.

Голос Софьи прозвучал уверенно, однако в душе она снова, как и вечером, ощутила холодок сомнения при мысли о будущей свекрови и о родственниках Юрия.

После завтрака Софья пошла помогать Евгении в шитье наряда и застала супругов Лан спорящими по весьма нешуточному вопросу.

– Жили мы спокойно, и вдруг на старости лет он хочет сняться с места и уехать в такую даль! – выговаривала мужу Евгения, отложив шитье. – Что это тебе взбрело в голову? А обо мне ты подумал?

– Тише, тише, – остановила ее Софья. – Поясните мне, о чем речь? Куда вы собрались ехать, месье Лан?

– Да, видите ли, он во Францию хочет вернуться! – объявила Евгения. – Забыл уже, как оттуда бежал!

– Увы, тогда у меня не хватило духу сказать, как Дантон, что «отечество нельзя унести на подошвах башмаков», – развел руками месье Лан. – Да, я бежал, спасая свою жизнь. Но Франция уже давно другая. А тебе, Эжени, разве не хочется взглянуть на родину твоей матери?

– Нет, я здесь родилась и никуда уезжать не хочу! – тряхнула головой Эжени.

– А вот я, похоже, всегда буду здесь чужаком, – вздохнул Франсуа.

– Господи, да разве же кто-нибудь обидел месье Лана? – спросила Софья у Евгении.

– Ну, какие-то мужики обозвали его басурманом, лягушатником или еще как-то…

– Если бы дело было только в мужиках, это бы еще куда ни шло! – с хмурым видом перебил ее месье Лан. – Что взять с темных, безграмотных людей? Но меня вчера оскорбили русские офицеры, которые высказали подозрение, будто я бонапартистский шпион или агент! Это возмутительно! Вы ведь знаете, мадемуазель Софи, что я честный врач и учитель, а не шпион!

– Месье Лан, да стоит ли обращать внимание на всяких невеж! Ведь раньше такого не было, верно?

– Да, – подтвердила Эжени, – это сейчас появились такие настроения, перед войной. Ведь многие говорят, что может начаться война.

– Война?… – вздрогнула Софья, которая, будучи занята своими сердечными переживаниями, не обращала внимания на политические разговоры. Сейчас же она вдруг со страхом и тревогой представила, что их с Юрием может ожидать не упоительное свадебное путешествие к морю или в одну из столиц, а разлука и бедствия войны.

– Да, все этого опасаются, потому что Наполеон вроде бы стягивает войска к русской границе, – вздохнула Эжени.

Франсуа, издавна питавший симпатии к «маленькому капралу», тут же возразил:

– Но это только маневры, чтобы заставить императора Александра выполнить договор о континентальной блокаде английских товаров.

– Значит, войны не будет? – с надеждой спросила Софья.

– Во всяком случае Наполеон настроен миролюбиво и предлагает царю переговоры, – заявил месье Лан. – Но ваши офицеры почему-то думают, что это с его стороны притворство, что он уже настроился на войну с Россией. А я не верю, что он будет воевать с такой большой страной, Наполеон не безумец. Он только хочет повлиять на русскую политику, подвигнуть к реформам. Ведь вам тоже не все нравится в устройстве и порядках вашей страны, не правда ли, мадемуазель Софи?

Месье Лану, конечно, была известна вполне естественная ненависть Софьи к крепостному праву, а ей было известно преклонение учителя перед Наполеоном, и она спросила:

– А если все же ваш кумир вторгнется в Российскую империю? Что будет тогда?

– О, даже в этом случае не будет ничего страшного, все быстро закончится новым договором о взаимных выгодах в торговле. Я уверен, что Наполеон не допустит большого кровопролития. – Месье Лан подошел к окну и, глядя вдаль, непроизвольно скрестил руки на груди, подражая французскому императору. – Все-таки я непременно хочу поехать и хотя бы на закате своей жизни увидеть этого великого человека, который подобрал Францию истекающую кровью, истерзанную революционным террором, братоубийством, и сделал ее такой могучей!

– Франсуа, мне страшно слушать твои высокопарные речи! – раздраженно сказала Эжени. – Неужели ты всерьез задумал ехать во Францию? А как же я? Ты знаешь, я не люблю путешествовать, тем более что в Европе сейчас так неспокойно. Да и наших с тобой сбережений не хватит на такую далекую поездку.

– До Парижа мы, может, и не доберемся, – вздохнул Франсуа уже без пафоса в голосе. – Но ведь Наполеон сейчас находится гораздо ближе – в Белостоке или даже в Вильно…

– Что вы там говорите о Вильно? – раздался требовательный вопрос Домны Гавриловны, и она сама появилась в комнате, подозрительно оглядывая месье Лана. – При чем здесь Вильно?

– Это он о политике рассуждает, – поспешила ответить Эжени. – Вроде бы Наполеон затеял какие-то маневры неподалеку от Вильно.

– Меньше думайте о своей политике, сударь, – недовольно поморщилась Домна Гавриловна. – Ступайте помогите нашему кузнецу, он ногу повредил.

На минуту оставшись наедине с Эжени, Софья быстро ее спросила: