Письмо на желтую подводную лодку - [55]
На шоссе в тусклом свете фонарей отряд остановился, чтобы перевести дух перед тем, как приступить к главной — ритуально-мистической — части похода и отогнать новую неотступную волну страха, накатывающую на юных смельчаков вместе с морским бризом со стороны уже недалекого анакопийского некрополя. Тут Матусевич, многозначительно вздохнув, словно его осенила гениальная догадка, поднял вверх указательный палец.
— А филин-то неспроста на меня так посмотрел! Конечно, сова у греков была птицей Афины и символом мудрости, но для нас важнее другое — сова считалась вестницей из мира мертвых! Значит, это потусторонний знак: мы действительно шли верной дорогой, и мертвые нас уже ждут… Кстати! Уже почти полночь — без пяти двенадцать. Вперед, вперед — нужно спешить!
Эффект от сказанного получился обратный. Лиза с Наташей застыли как вкопанные, жалобно уставившись на Сашу, словно в последний раз вопрошая: «Страшно! А может, не нужно никакого кладбища? Может, еще не поздно повернуть назад? А если мы заблудились?»
Но Шурик уже перешел пустынное в этот час шоссе.
— Если вы заблудились в лесу, то нужно не паниковать, а посмотреть, с какой стороны на деревьях растет мох. Говорят, вид мха успокаивает.
— Слушай, Матусевич, ты что, нарочно у девчонок на нервах играешь? — прошипел разозленный Тиллим, нагнав умника.
— Очень надо! Просто я заметил мистический знак и всех оповестил… Разве я соврал?
Теперь Тиллим не знал, что и возразить: филина он сам видел и, сказать по правде, подумал то же, что озвучил Шурик.
— Да ладно! Идемте, девочки: останавливаться в двух шагах от места несерьезно, — позвала спасовавших подруг Оля.
— А я уже начинаю бояться, может, все-таки не пойдем? — осторожно спросила Наташа.
— Со мной никого не бойся! Слушай анекдот, — подмигнул Матусевич, взяв ее за руку. — Одна девочка так сильно боялась прыгнуть с парашютом, что прыгнула без него.
— Не смешно, — сказала Наташа, но при этом приободрилась.
Ровно в полночь восьмиклассники вышли к древнему некрополю. Здесь, конечно, такой тьмы, как в девственной чаще, не было, но слабо мерцающие звезды, неполная в это время луна и даже свет фонариков не позволяли толком разглядеть самую загадочную местную достопримечательность. Перед «пришельцами» лежал участок земли без единого деревца (посветив, Тиллим обнаружил только редкие кусты белого шиповника и чахлые туи) с некоторым количеством строгих каменных плит и стел, в основном поваленных, да нескольких маленьких, прямоугольных в периметре, почти совсем разрушенных строений, а точнее, небольших фундаментов. Земля здесь была кое-где пересечена малозаметными узкими дорожками со следами мощения белым камнем — мрамором и песчаником, из которых, кстати, были когда-то вытесаны или сложены и все прочие сооружения. Все тут явно представляло собой скудные остатки творений рук человеческих, но дышало безжизненным холодом и такой древностью, что только специалист-археолог мог приблизительно назвать век, когда сюда был положен последний обработанный камень. Впрочем, если бы не проведенные раскопки, здесь до сих пор, наверное, все было бы скрыто от глаз мхом и колючим кустарником. Только в памяти поколений сохранялись бы туманные мифы и жуткие легенды, вроде той, что заставила уральских школьников глубокой ночью добираться сюда пустынной лесной тропой, преодолевая мистический ужас…
— Ай! Там змея — я чуть на нее не наступила!!! — вскрикнула одна из девочек.
— Где? Да где же?! — переспросила Оля, мгновенно направив лучик света под ноги.
— Это обыкновенная ящерица, — успокоил зоркий Тиллим. — А если бы и была змея, нужно знать, что она просто так не ужалит — только если на нее наступить.
Он тоже посветил под ноги, правда, в сторону от дорожки, и все увидели в серебристом мху треснутую мраморную плиту с полустертой надписью, причем таким же шрифтом, как в страшных посланиях, только без пробелов между словами.
— Древнегреческие… — задумчиво пояснил пытливый мальчик. — Знакомые буквы? Это мы знаем только альфу и бету из алгебры, пи из геометрии, да еще из физики лямбду какую-нибудь, а вот моя бабушка, которая училась в гимназии, она бы разобрала, кто и когда здесь похоронен…
— Значит, мы уже на кладбище? — тише обычного, как будто боялась побеспокоить давно истлевший античный прах, произнесла Лиза.
— Да, в некрополе… А там, дальше, — Тиллим указал фонариком в сторону шумевшего моря, где на фоне звезд угадывалось несколько стоящих рядом полуразрушенных колонн, — руины самой греческой колонии Анакопии.
Наташа, наоборот, оживилась:
— Это же классно! Значит, мы уже пришли и где-то рядом бродит задушенная девочка-монстр!
— Да вы что там, с ума посходили?! Хватит слушать этого «экскурсовода»! — ревниво-возмущенно заторопил Матусевич. — «Пришли» будет, когда найдем склеп. Быстрее, время не ждет!
Отряд стал обшаривать фонариками пространство города мертвых. Лучи света точно «закрещивали» место, где в незапамятные времена завелась нечистая сила. Склеп нашелся быстро: единственный из сохранившихся на веками не почитаемом кладбище, он находился за сильно разросшимся кустом шиповника и выглядел совсем как маленький древнегреческий храм — красивый, но строгий портик с колоннами и треугольным фронтоном. Шиповник по остаткам ступеней забирался и внутрь склепа — в загробный мрак.
Роман-мистерия самобытного прозаика Владимира Корнева «О чем молчат французы…» (3-е изд., 1995) и святочная быль «Нео-Буратино» (2000), образующие лиро-эпическую дилогию, впервые выходят под одной обложкой. Действие в книге разворачивается в полном контрастов, переживающем «лихие 90-е» Петербурге, а также в охваченной очистительным пожаром 1812 года и гламурной, ослепляющей неоновой свистопляской миллениума Москве. Молодые герои произведений — заложники круговерти «нечеловеческой» любви и человеческой подлости — в творческом поиске обретают и утверждают самих себя.
«Душу — Богу, жизнь — Государю, сердце — Даме, честь — никому», — этот старинный аристократический девиз в основе захватывающего повествования в детективном жанре.Главный герой, дворянин-правовед, преодолевает на своем пути мистические искушения века модерна, кровавые оккультные ритуалы, метаморфозы тела и души. Балансируя на грани Добра и Зла в обезумевшем столичном обществе, он вырывается из трагического жизненного тупика к Божественному Свету единственной, вечной Любви.
Новый роман петербургского прозаика Владимира Корнева, знакомого читателю по мистическому триллеру «Модерн». Действие разворачивается накануне Первой мировой войны. Главные герои — знаменитая балерина и начинающий художник — проходят через ряд ужасных, роковых испытаний в своем противостоянии силам мирового зла.В водовороте страстей и полуфантастических событий накануне Первой мировой войны и кровавой российской смуты переплетаются судьбы прима-балерины Российского Императорского балета и начинающего художника.
Лариса Румарчук — поэт и прозаик, журналист и автор песен, руководитель литературного клуба и член приемной комиссии Союза писателей. Истории из этой книжки описывают далекое от нас детство военного времени: вначале в эвакуации, в Башкирии, потом в Подмосковье. Они рассказывают о жизни, которая мало знакома нынешним школьникам, и тем особенно интересны. Свободная манера повествования, внимание к детали, доверительная интонация — все делает эту книгу не только уникальным свидетельством времени, но и художественно совершенным произведением.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Две маленькие веселые повести, посвященные современной жизни венгерской детворы. Повесть «Непоседа Лайош» удостоена Международной литературной премии социалистических стран имени М. Горького.
Аннотация издательства:В двух новых повестях, адресованных юношеству, автор продолжает исследовать процесс становления нравственно-активного характера советского молодого человека. Герои повести «Картошка» — школьники-старшеклассники, приехавшие в подшефный колхоз на уборку урожая, — выдерживают испытания, гораздо более важные, чем экзамен за пятую трудовую четверть.В повести «Мама, я больше не буду» затрагиваются сложные вопросы воспитания подростков.
В основу произведений, помещенных в данном сборнике, положены повести, опубликованные в одном из популярных детских журналов начала XIX века писателем Борисом Федоровым. На примере простых житейских ситуаций, вполне понятных и современным детям, в них раскрываются необходимые нравственные понятия: бескорыстие, порядочность, благодарность Богу и людям, любовь к труду. Легкий занимательный сюжет, характерная для произведений классицизма поучительность, христианский смысл позволяют рекомендовать эту книгу для чтения в семейном кругу и занятий в воскресной школе.
О том, как Костя Ковальчук сохранил полковое знамя во время немецкой окупации Киева, рассказано в этой книге.