Письмо на желтую подводную лодку - [55]

Шрифт
Интервал

На шоссе в тусклом свете фонарей отряд остановился, чтобы перевести дух перед тем, как приступить к главной — ритуально-мистической — части похода и отогнать новую неотступную волну страха, накатывающую на юных смельчаков вместе с морским бризом со стороны уже недалекого анакопийского некрополя. Тут Матусевич, многозначительно вздохнув, словно его осенила гениальная догадка, поднял вверх указательный палец.

— А филин-то неспроста на меня так посмотрел! Конечно, сова у греков была птицей Афины и символом мудрости, но для нас важнее другое — сова считалась вестницей из мира мертвых! Значит, это потусторонний знак: мы действительно шли верной дорогой, и мертвые нас уже ждут… Кстати! Уже почти полночь — без пяти двенадцать. Вперед, вперед — нужно спешить!

Эффект от сказанного получился обратный. Лиза с Наташей застыли как вкопанные, жалобно уставившись на Сашу, словно в последний раз вопрошая: «Страшно! А может, не нужно никакого кладбища? Может, еще не поздно повернуть назад? А если мы заблудились?»

Но Шурик уже перешел пустынное в этот час шоссе.

— Если вы заблудились в лесу, то нужно не паниковать, а посмотреть, с какой стороны на деревьях растет мох. Говорят, вид мха успокаивает.

— Слушай, Матусевич, ты что, нарочно у девчонок на нервах играешь? — прошипел разозленный Тиллим, нагнав умника.

— Очень надо! Просто я заметил мистический знак и всех оповестил… Разве я соврал?

Теперь Тиллим не знал, что и возразить: филина он сам видел и, сказать по правде, подумал то же, что озвучил Шурик.

— Да ладно! Идемте, девочки: останавливаться в двух шагах от места несерьезно, — позвала спасовавших подруг Оля.

— А я уже начинаю бояться, может, все-таки не пойдем? — осторожно спросила Наташа.

— Со мной никого не бойся! Слушай анекдот, — подмигнул Матусевич, взяв ее за руку. — Одна девочка так сильно боялась прыгнуть с парашютом, что прыгнула без него.

— Не смешно, — сказала Наташа, но при этом приободрилась.

Ровно в полночь восьмиклассники вышли к древнему некрополю. Здесь, конечно, такой тьмы, как в девственной чаще, не было, но слабо мерцающие звезды, неполная в это время луна и даже свет фонариков не позволяли толком разглядеть самую загадочную местную достопримечательность. Перед «пришельцами» лежал участок земли без единого деревца (посветив, Тиллим обнаружил только редкие кусты белого шиповника и чахлые туи) с некоторым количеством строгих каменных плит и стел, в основном поваленных, да нескольких маленьких, прямоугольных в периметре, почти совсем разрушенных строений, а точнее, небольших фундаментов. Земля здесь была кое-где пересечена малозаметными узкими дорожками со следами мощения белым камнем — мрамором и песчаником, из которых, кстати, были когда-то вытесаны или сложены и все прочие сооружения. Все тут явно представляло собой скудные остатки творений рук человеческих, но дышало безжизненным холодом и такой древностью, что только специалист-археолог мог приблизительно назвать век, когда сюда был положен последний обработанный камень. Впрочем, если бы не проведенные раскопки, здесь до сих пор, наверное, все было бы скрыто от глаз мхом и колючим кустарником. Только в памяти поколений сохранялись бы туманные мифы и жуткие легенды, вроде той, что заставила уральских школьников глубокой ночью добираться сюда пустынной лесной тропой, преодолевая мистический ужас…

— Ай! Там змея — я чуть на нее не наступила!!! — вскрикнула одна из девочек.

— Где? Да где же?! — переспросила Оля, мгновенно направив лучик света под ноги.

— Это обыкновенная ящерица, — успокоил зоркий Тиллим. — А если бы и была змея, нужно знать, что она просто так не ужалит — только если на нее наступить.

Он тоже посветил под ноги, правда, в сторону от дорожки, и все увидели в серебристом мху треснутую мраморную плиту с полустертой надписью, причем таким же шрифтом, как в страшных посланиях, только без пробелов между словами.

— Древнегреческие… — задумчиво пояснил пытливый мальчик. — Знакомые буквы? Это мы знаем только альфу и бету из алгебры, пи из геометрии, да еще из физики лямбду какую-нибудь, а вот моя бабушка, которая училась в гимназии, она бы разобрала, кто и когда здесь похоронен…

— Значит, мы уже на кладбище? — тише обычного, как будто боялась побеспокоить давно истлевший античный прах, произнесла Лиза.

— Да, в некрополе… А там, дальше, — Тиллим указал фонариком в сторону шумевшего моря, где на фоне звезд угадывалось несколько стоящих рядом полуразрушенных колонн, — руины самой греческой колонии Анакопии.

Наташа, наоборот, оживилась:

— Это же классно! Значит, мы уже пришли и где-то рядом бродит задушенная девочка-монстр!

— Да вы что там, с ума посходили?! Хватит слушать этого «экскурсовода»! — ревниво-возмущенно заторопил Матусевич. — «Пришли» будет, когда найдем склеп. Быстрее, время не ждет!

Отряд стал обшаривать фонариками пространство города мертвых. Лучи света точно «закрещивали» место, где в незапамятные времена завелась нечистая сила. Склеп нашелся быстро: единственный из сохранившихся на веками не почитаемом кладбище, он находился за сильно разросшимся кустом шиповника и выглядел совсем как маленький древнегреческий храм — красивый, но строгий портик с колоннами и треугольным фронтоном. Шиповник по остаткам ступеней забирался и внутрь склепа — в загробный мрак.


Еще от автора Владимир Григорьевич Корнев
Нео-Буратино

Роман-мистерия самобытного прозаика Владимира Корнева «О чем молчат французы…» (3-е изд., 1995) и святочная быль «Нео-Буратино» (2000), образующие лиро-эпическую дилогию, впервые выходят под одной обложкой. Действие в книге разворачивается в полном контрастов, переживающем «лихие 90-е» Петербурге, а также в охваченной очистительным пожаром 1812 года и гламурной, ослепляющей неоновой свистопляской миллениума Москве. Молодые герои произведений — заложники круговерти «нечеловеческой» любви и человеческой подлости — в творческом поиске обретают и утверждают самих себя.


Последний иерофант. Роман начала века о его конце

«Душу — Богу, жизнь — Государю, сердце — Даме, честь — никому», — этот старинный аристократический девиз в основе захватывающего повествования в детективном жанре.Главный герой, дворянин-правовед, преодолевает на своем пути мистические искушения века модерна, кровавые оккультные ритуалы, метаморфозы тела и души. Балансируя на грани Добра и Зла в обезумевшем столичном обществе, он вырывается из трагического жизненного тупика к Божественному Свету единственной, вечной Любви.


Датский король

Новый роман петербургского прозаика Владимира Корнева, знакомого читателю по мистическому триллеру «Модерн». Действие разворачивается накануне Первой мировой войны. Главные герои — знаменитая балерина и начинающий художник — проходят через ряд ужасных, роковых испытаний в своем противостоянии силам мирового зла.В водовороте страстей и полуфантастических событий накануне Первой мировой войны и кровавой российской смуты переплетаются судьбы прима-балерины Российского Императорского балета и начинающего художника.


Рекомендуем почитать
Зеленый велосипед на зеленой лужайке

Лариса Румарчук — поэт и прозаик, журналист и автор песен, руководитель литературного клуба и член приемной комиссии Союза писателей. Истории из этой книжки описывают далекое от нас детство военного времени: вначале в эвакуации, в Башкирии, потом в Подмосковье. Они рассказывают о жизни, которая мало знакома нынешним школьникам, и тем особенно интересны. Свободная манера повествования, внимание к детали, доверительная интонация — все делает эту книгу не только уникальным свидетельством времени, но и художественно совершенным произведением.


Снеговичка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Заколдованная школа. Непоседа Лайош

Две маленькие веселые повести, посвященные современной жизни венгерской детворы. Повесть «Непоседа Лайош» удостоена Международной литературной премии социалистических стран имени М. Горького.


Картошка

Аннотация издательства:В двух новых повестях, адресованных юношеству, автор продолжает исследовать процесс становления нравственно-активного характера советского молодого человека. Герои повести «Картошка» — школьники-старшеклассники, приехавшие в подшефный колхоз на уборку урожая, — выдерживают испытания, гораздо более важные, чем экзамен за пятую трудовую четверть.В повести «Мама, я больше не буду» затрагиваются сложные вопросы воспитания подростков.


Прибыль от одного снопа

В основу произведений, помещенных в данном сборнике, положены повести, опубликованные в одном из популярных детских журналов начала XIX века писателем Борисом Федоровым. На примере простых житейских ситуаций, вполне понятных и современным детям, в них раскрываются необходимые нравственные понятия: бескорыстие, порядочность, благодарность Богу и людям, любовь к труду. Легкий занимательный сюжет, характерная для произведений классицизма поучительность, христианский смысл позволяют рекомендовать эту книгу для чтения в семейном кругу и занятий в воскресной школе.


Подвиг

О том, как Костя Ковальчук сохранил полковое знамя во время немецкой окупации Киева, рассказано в этой книге.