Письмо на желтую подводную лодку - [48]

После срочного осмотра педиатра зараженную Юлю заперли в давно бездействующем карантинном боксе до выздоровления или до приезда родителей.

— Врачиха сказала, у нее ветряная оспа!!! — делая страшные глаза, вполголоса поведала остальным Лиза Орехова, которая, как мышка, подслушивала под дверью.

На минуту воцарилось скорбное молчание: тем, кто где-то слышал или читал о страшных эпидемиях, выкашивавших в прежние времена целые племена и народы, диагноз показался приговором.

— Оспа, да не та. Обыкновенная ветрянка, — спокойно объяснила Оля Штукарь, у которой бабушка была врачом. — Настоящая оспа давно побеждена, а ветрянкой почти все малыши болеют. Неприятно, но потом забудет, и следа не останется. В общем, пустяки — до свадьбы заживет…

— Ничего себе пустяки! И никакая это не ветрянка, — прерывающимся от страха голосом возразила Гуля. — Всем же ясно — это кара! В приписке так и сказано: кто проговорится, тот заболеет и умрет! Видели, как эта примерная болтушка сразу к Людмиле побежала? Вот и добегалась до красных волдырей…

— Ой, девочки! Я тут читала один рассказ о Красной Смерти — про чуму, — призналась Ира Лукьянова. — Жуть, там никто не выжил! А с Юлькой получается то же самое… Слушайте, надо поскорее сжечь эти платки, пока чума и до нас не добралась!

— Погодите, — возразила Оля, единственная из всех девчонок, кто еще не потерял присутствия духа. В послании говорилось: «есть шесть платков», но на рояле-то был всего один. А Эдгара По я еще в пятом классе читала. «Маска Красной Смерти» у него, пожалуй, самый страшный рассказ, но это ведь так, беллетристика.

— А что такое «бе-ле-три-сти-ка»?

— По-французски, кажется, «изящная словесность», а по-русски так говорят о несерьезной литературе или в тех случаях, когда авторские фантазии имеют мало общего с реальностью, — растолковала Оля Штукарь.

Однако явление остальных меченых платков не заставило себя долго ждать. В тот же вечер второй точно такой же меченный косым крестом знак внимания «мистической силы» — белый в мелкий голубой цветочек — обнаружился в верхнем ящике тумбочки безобидной молчуньи Марины. Утром роковой сюрприз был преподнесен девочке с глазами на мокром месте — Лизе Ореховой: платок оказался в этюднике прикрепленным кнопками к планшету. Затем стильная модница Карина перед сном вынула из кармашка своего махрового халатика какой-то кусок ткани и в ужасе отбросила от себя, увидев, как в полумраке зеленовато мерцает четкий четырехконечный крест на очередном батистовом носовом платочке. «Четвертый», — только и успела отметить про себя Карина, как в другом углу девчоночьей спальни, точно наступив на змею, взвизгнул кто-то из восьмиклассниц: «Ой, и у меня тоже! Подушку приподняла, а оттуда — свет!»

Все это выглядело совсем не смешно и все меньше походило на чье-то безобидное озорство и «беллетристику».

Следующий день выдался погожим — солнечным, но не жарким, а именно теплым. Не парило, а от этого меньше чувствовалась влажность, и главное — в воздухе не было марева, мешавшего на пленэре юным художникам. Они настроились на живопись: выдавив из общих тюбиков краски, все заранее подготовили палитры к работе. Вот только день начался с нового неприятного происшествия. Перед очередным занятием Евгений Александрович объяснил суть нового задания:

— Итак, мы все сделали трехплановый рисунок. Предлагаю теперь, так как погода располагает к тому, чтобы живопись получилась прозрачно-воздушная, писать в технике а-ля прима, то есть сразу, в один сеанс. А затем, когда подсохнет, уже лессировкой мы будем прописывать детали первого и второго плана… Все подготовились? Задание осложняется тем, что работать будем на время. Тот, кто справится с творческой задачей раньше остальных, получит в результате дополнительную пятерку.

Для начала практиканты пошли к роднику смочить свои планшеты. Оля Штукарь, которой «древние» мистические послания и знаки казались розыгрышем, понимая, что, в отличие от других, ей сейчас ничто не мешает достичь поставленной учителем цели, решила во что бы то ни стало выиграть соревнование. Девочка азартно смочила водой бумагу, затем, то и дело касаясь палитры с акварелью кисточкой, положила один за другим несколько бойких размашистых мазков на белый лист и вдруг, с визгом отбросив в сторону кисть, жалобно закричала:

— Ой! Что это они?! Евгений Александрович! Краски… они поссорились! Наверно, испорченные… Это не я, Евгений Александрович! Наверно, старые краски-то…

Учитель взял в руки палитру:

— Похоже, кто-то некрасиво пошутил.

Осторожно проведя по небесно-голубой лужице кисточкой, преподаватель обнаружил, что ее кончик окрасился оранжевым. Еще один мазок, на этот раз решительный — два цвета слились в грязно-серый, точь-в-точь такой, как на Олиной работе. Охра красная, которой девочка хотела изобразить дорожку, посыпанную песком, представляла собой подобную двухслойную конструкцию — как на пирожном, где слой крема укладывается поверх желе. Под тонким слоем красной краски обнаружилась тщательно замаскированная зеленая. Лужица желтой таким же образом скрывала фиолетовую краску. Вот как коварный зловред «заминировал» всю Олину палитру!