Внутренний путь развития литературы должен продолжить оригинальность и глубину тех открытий, которые были сделаны в 20–х и 30–х годах. Этой работе мешает приблизительность и неточность терминологических понятий. Откуда взялось и неуклюжей поступью движется вперёд понятие «тема»? Мне кажется, из издательских планов, где оно действительно полезно и даже необходимо в гораздо большей степени, чем в теории литературы. Может быть, её захватнические черты связаны с теми ограниченными представлениями об искусстве, которые были свойственны РАППу, рапповцам? Но против этого захвата уже тогда протестовали многие наши писатели.
Между тем понятие «тема» — одно из самых поверхностных при любом критическом разборе — занимает в нашей литературе всё большее место. Вопрос о том, что писать, всё более плотным пологом отделяет нас от вопроса, как писать. Это не значит, что я призываю наше, в общем и целом, хорошее литературоведение всецело заняться той стороной литературы, которая вот уже много лет носит ограниченное и неточное название «форма», т. е. к изучению формы как таковой.
Я готов воспользоваться термином «тема», но не для историко–литературных раздумий, а для беглых литературных разговоров, которые не претендуют на глубокое проникновение в самую сущность произведения. Ну, например, можно смело сказать, что эта книга написана не о моих врагах, а о моих друзьях, хотя в моей жизни встречались люди, испытывавшие по отношению ко мне беспричинную вражду. Я предвижу, что её будут обвинять в некоторой односторонности, но заранее примирился с этим, потому что думаю, что понятие «дружба» бесконечно тоньше, шире и плодотворней, чем «вражда». Заранее мирюсь я с тем, что был недостаточно лаконичен и рассказал о том, что многим моим читателям чуждо или неинтересно. Остается утешиться только тем, что многое я обошёл и многое, к сожалению, забыл. Но может быть, ещё удастся кое–что вспомнить и кое о чём рассказать.
1983
