Письма Ю. К. Терапиано В. Ф. Маркову (1953–1972) - [47]
Отец Ирины Владимировны сохранил большую часть своего состояния и давал Ирине Владимировне много денег, так что они всегда жили не только хорошо, но даже роскошно, ездили в Ниццу, за границу и т. д. А костюмы Иванов заказывал у английского портного и всегда был одет как денди. Даже после того, как погиб дом Ирины Владимировны в Биаррице от бомбежек в 1944 г., лишившийся всех средств Георгий Иванов сохранили свою элегантность, и свои костюмы.
Я считаю, что такое злостное искажение истины, как в книге Берберовой – а от нее о Георгии Иванове «узнает» американский профессор и ряд других читателей, нуждается в публичном осуждении>401.
Когда вышла книга Берберовой, Ирина Владимировна не хотела ничего предпринимать, ей было противно связываться со всей этой грязью. Но сейчас, когда ложь начинает расползаться повсюду, необходимо что-либо предпринять, чтобы восстановить истину.
Я напишу на эту тему статью>402 и пошлю ее профессору – он читает по-русски. Но необходимо, чтобы как можно больше людей протестовало. ВЫ – известный ученый в Америке, Вас там все знают. Вы можете написать письмо в редакцию этого журнала и лично профессору, объяснив ему, в чем дело. Мне кажется, что кроме того ряд писателей мог бы поместить открытое письмо по этому поводу и в русской и в американской прессе.
Георгий Иванов не только не был пьяницей, а пил совсем мало. Наркотиков он тоже никаких не употреблял. Все это – результат сплетен и зависти.
Профессор Patterson пишет, что Вы хотите издать письма Георгия Иванова. Ирина Владимировна очень просит Вас прислать ей фотокопии этих писем прежде>403, у нее в архиве есть Ваши ответы.
Шлю мой искренний привет Лидии Ивановне и Вам.
Ваш Ю. Терапиано
81
27.III–72
Дорогой Владимир Федорович,
Паттерсон прислал в «Русскую мысль» обиженный ответ мне, хотя я нападал не на него, а на неправильную информацию, данную ему кем-то (Берберовой?) о Георгии Иванове.
Уверяет он также, что раз под портретом нет подписи: «Георгий Иванов», значит, этот портрет не его. Но для чего же тогда он помещен среди текста о Георгии Иванове? Любой читатель, как и мы с Ириной Владимировной, подумает, что это именно «портрет» Георгия Иванова, иначе для чего он тут?
Паттерсону я, конечно, отвечу>404. Для меня эта история – очередной эпизод моей профессии. За 17 лет, что я работаю критиком «Русской мысли», я давно уже привык и к обидам, и к мести моих «подсудимых».
Но для бедной Ирины Владимировны вся эта муть и грязь о Г. Иванове, конечно, очень неприятна и заставляет ее страдать, хотя все «парижане» прекрасно знают, что все россказни такого типа о Георгии Иванове – клевета и ложь. Кирилл Померанцев, стоявший в послевоенные годы близко к Иванову и Ирине Владимировне, имеющий много писем от Георгия Иванова из Hyeres (в том числе и мнение Иванова о Н. Берберовой), может тоже подтвердить необоснованность выдумок о нем.
Так как в статье Паттерсона не было прямых ссылок на Берберову, я не мог обругать ее – ведь такие сведения мог сообщить Паттерсону и кто-нибудь другой. Об ее английской книге в русской прессе, кроме Р. Гуля, никто не пожелал писать, но когда выйдет ее русская версия – вряд ли она останется без ответа.
С интересом прочел Вашу длинную статью о I т. Вяч. Иванова>405. Вы так обстоятельно все разобрали и так беспристрастно. И в душе порадовался, что эта работа выпала не на мою долю; я согласен во многом с Ахматовой и Георгием Ивановым, хотя очень интересуюсь «религией страдающего бога» и великолепным переводом Алкея и Сафо>406. Жизнь у нас трудная, работы много, но самое главное – это почти уже закончившийся сейчас конец «довоенной» зарубежной литературы.
Осталась из «петербуржцев» одна только Ирина Владимировна. С Адамовичем исчезли прежний критерий, авторитет и мера. И хотя его «Комментарии» и будут читать в России, как и за рубежом, этого уровня уже нет и не будет.
Ирина Николаевна и я поздравляем с наступающим праздником Св. Пасхи Лидию Ивановну и Вас и шлем наилучшие пожелания.
С искренним приветом
Ю. Терапиано
В книге «Встречи» Юрий Терапиано передает нам духовную и творческую атмосферу литературной жизни в эмиграции в период с 1925 по 1939 г., историю возникновения нового литературного течения — «парижской ноты», с ее обостренно-ответственным отношением к делу поэта и писателя, и дает ряд характеристик личности и творчества поэтов и писателей «старшего поколения» — К. Бальмонта, Д. Мережковского, З. Гиппиус, В. Ходасевича, К. Мочульского, Е. Кузьминой-Караваевой (Матери Марии) и ряда поэтов и писателей т. н. «младшего поколения» (Бориса Поплавского, Ирины Кнорринг, Анатолия Штейгера, Юрия Мандельштама и др.).Отдельные главы посвящены описанию парижских литературных собраний той эпохи, в книге приведены также два стенографических отчета собраний «Зеленой Лампы» в 1927 году.Вторая часть книги посвящена духовному опыту некоторых русских и иностранных поэтов.Текст книги воспроизведен по изданию: Ю.
1950-е гг. в истории русской эмиграции — это время, когда литература первого поколения уже прошла пик своего расцвета, да и само поколение сходило со сцены. Но одновременно это и время подведения итогов, осмысления предыдущей эпохи. Публикуемые письма — преимущественно об этом.Юрий Константинович Терапиано (1892–1980) — человек «незамеченного поколения» первой волны эмиграции, поэт, критик, мемуарист, принимавший участие практически во всех основных литературных начинаниях эмиграции, от Союза молодых поэтов и писателей в Париже и «Зеленой лампы» до послевоенных «Рифмы» и «Русской мысли».
Юрий Константинович Терапиано (21 октября 1892, Керчь — 3 июля 1980, Ганьи под Парижем) — русский поэт, прозаик, переводчик и литературный критик «первой волны» эмиграции, организатор и участник ряда литературных объединений Парижа.Автор шести стихотворных сборников. «Стихи его одни из тех, за которыми открываются поля метафизики. Слова в них приобретают как бы новый смысл, созданный мелодией звуков и ритмом, преображающим содержание стихотворения». Так говорила о нем знавшая его многие десятилетия И. В.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Тюрьма в Гуантанамо — самое охраняемое место на Земле. Это лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных тяжких преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника. Тюрьма в Гуантанамо отличается от обычной тюрьмы особыми условиями содержания. Все заключенные находятся в одиночных камерах, а самих заключенных — не более 50 человек. Тюрьму охраняют 2000 военных. В прошлом тюрьма в Гуантанамо была настоящей лабораторией пыток; в ней применялись пытки музыкой, холодом, водой и лишением сна.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.
Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.
10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.