Письма Ю. К. Терапиано В. Ф. Маркову (1953–1972) - [16]

В настоящее время поправляюсь и медленно «возвращаюсь в жизнь». Писать – трудно, устаю от небольшого напряжения, читать тоже еще не все могу, так, например, читать новую книгу Шестова¹⁴⁶ «Sola fide» («Luther et l’eglise»), которая скоро выходит, мне будет еще трудно.

Австрийская литературная энциклопедия предложила мне ряд абзацев о разных зарубежных писателях. Я подписал в декабре контракт – и все пришлось аннулировать, т. к. сдавать должен был в феврале и марте главным образом. Жаль, были абзацы об Адамовиче, Ходасевиче, Мережковском, Гиппиус и т. д.

Очень было бы хорошо, если бы Вам удалось заняться Вашим прямым делом, т. е. научной карьерой. У нас здесь тоже без диплома нужно начинать снова – и это многим помешало в свое время продолжать занятия, а где же было сберечь дипломы во время гражданской войны и революции?

Интересно, как Вы станете доказывать, что нужно теперь писать длинно? – Тема для спора. Помните поэмы Шарля Пеги? – М. б., единственно в таком роде можно, т. к. «Молодец» Цветаевой, например, или ее же «Крысолов», при всех достоинствах – невыносимы. Ходасевич как-то на подобный вопрос сказал: «Можно. Только надо – хорошо, а кто на это сейчас способен?»

Перебирая бумаги, от нечего делать, наткнулся на пачку старых фотографий¹⁴⁷ 1926 г. Ходасевич – еще с длинными волосами, Берберова, Кнут, Смоленский, Мандельштам (Юрий)… «те годы!» – стало очень грустно.

Желаю Вам всего хорошего! Ирина Николаевна просит передать свой привет.

Ваш Ю. Терапиано

23

23.IV.56

Дорогой Владимир Федорович,

На днях говорил о Вас с Адамовичем, которому очень понравилось Ваше повествование о молодости в «Новом журнале». Адамович выражал сожаление, что Вы так далеко от Парижа. Я к нему присоединяюсь, т. к. давно уже знаю Вас. Имеете ли Вы теперь «Русскую мысль» – с отъездом Г. Струве? – там и Адамович, и я упомянули о Вас.

На прошлой неделе, в предисловии к книге Маковского¹⁴⁸ (стихи) я подчеркнул, что с 1939 г. прежняя парижская атмосфера кончена, что теперь нужно ждать, как послевоенные поэты определят свою «ноту», но что до сих пор все они разъединены, уединены (как теперь и бывшие участники «парижской ноты») и что нового мироощущения, новой атмосферы, несмотря на то что прошло столько лет с 1945 г., еще нет.

Конечно, никакие «надо» не могут помочь делу, но другое – когда «надо» берется не извне, а внутренне чувствуется. Вот как мы в свое время чувствовали, что нельзя, как символисты, утопать в «безднах и словах с большой буквы» или что «акмеизм – скуден, внешен и дает камень вместо хлеба». А отсюда и пошла «нота». Вот скоро «столп» парижской ноты – Лидия Червинская – выпускает новую книгу¹⁴⁹. Горе ей, если она «осталась, как была в 1936 г.».

Не понимаю – «время индивидуализма прошло», «надо выходить в мир» – как же обойтись без индивидуального, ведь весь мир все-таки мы видим через себя, в себе и «проблемы» – тоже значительны лишь по отношению к нам? Но то, что, м. б., сейчас настает время «большого жанра» – спорить трудно, хотя до сих пор в этом плане не было удачи. И если (лишь отчасти, на мой взгляд) верно, что Г. Иванов исчерпал «малую форму» и что вообще «нытье» уже невыносимо, то все же у меня лично нет особенной надежды и на «большую форму»¹⁵⁰, нужно что-то другое, какой-то внутренний поворот, чтобы смотреть со своей точки зрения. Ведь поэзия напоминает бильярдный шар, который катится по плоскости стола, каждый миг пересекаясь с ним в какой-нибудь точке. Это символ «внутреннего – поэта» и «внешнего – мира». А наш зарубежный шар крутится пока на месте, а не катится!

Не очень очарован сходством с Елагиным и надеюсь, что не так уж похож на свои фотографии, хотя для поэта его земной образ не столь уж важен!

Здоровье мое лучше, но еще 1) режим – диета, 2) швы, которые болят, 3) связанность в движениях и 4) не могу писать на пишущей машинке.

Теперь я больше пишу в «Русской мысли», чем в «Новом русском слове». Решил ответить Ю. Офросимову¹⁵¹ (новый «неизвестный», болван, очевидно, – ну как написать поэму «На удушение А. Ахматовой»?).

Ирина Николаевна и я шлем Вам поздравления с наступающим праздником Св. Пасхи.

Искренне Ваш Ю. Терапиано

24

6.VI.56

Дорогой Владимир Федорович,

Адамович преподает в Англии, в Манчестерском университете. Скоро начнутся каникулы, он приедет во Францию и будет в Париже, а потом в Ницце.

Постараюсь «познакомить» Вас с ним тогда, он интересный человек, и переписка с ним Вам может быть приятной. Что же касается «возрожденского головотяпства» – не удивительно, но т. к. сейчас там опять перемена редакции, – ушли Мейер¹⁵² и Яконовский¹⁵³, то есть надежда, что «Возрождение» «исправится»¹⁵⁴. Но «Возрождение» – не «Париж». Еще не имею «Нового журнала», зато получил новые «Опыты»¹⁵⁵. Бунин в письмах – «как живой», очень для него типичный тон, Иваск правильно написал о Ваших «воспоминаниях» в «Новом журнале», интересен спор Адамовича и Иваска о будущей России – кто из них окажется «прав», но вероятно, прав будет Адамович и Россия все-таки что-либо явит Западу, а не наоборот, по Иваску. Религиозная часть «Комментариев» Адамовича написана хорошо, но сомненья его – не очень уж страшные, бывают более трудные вопросы в плане: «не могу», а «на небо – и одежда?» – даже наивно. Вероятно, и Достоевский за «непротивление злу» кулаком бы по столу стукнул. В «Заметках на полях» Вы очень вовремя напомнили о фальшивости термина «музыка» (и я, для которого музыкальной музыки нет, лишенный слуха, покраснел), которым так злоупотребляют гг. критики. Но что же делать, как иначе сказать о том, что «звучит внутри», хотя с музыкальной музыкой и не имеет общего? А о «диалоге с самим собой», по старости, вместо диалога с советской литературой, сказано зло, хотя и очень верно. Хорошо и о набоковской «пощечине Чернышевскому»