Письма - [9]

только характер, но и внутренний мир портретируемого и даже его политические симпатии и

взгляды.

Ту же цель – вскрыть существенные стороны действительности преследовал Ван Гог и

работая над пейзажем и натюрмортом.

Винсент еще в голландский период пришел к твердому убеждению, что настоящий

художник не копирует действительность, а воспроизводит ее на полотне, руководствуясь своим

чувством. Поэтому цель художника «научиться рисовать не руку, а жест, не математически

правильную голову, а общую экспрессию движения. Например, уметь показать, как землекоп

подымает голову, когда переводит дух или разговаривает. Короче говоря, показать жизнь».

Эти переработки и изменения действительности предпринимаются художником, по

мысли Ван Гога, во имя идейной выразительности художественного произведения, во имя того,

чтобы подчеркнуть в картине основное, существенное, главное. Винсент был верен этому

методу и во французский период: «Я пытаюсь сейчас, – пишет он в 1888 г. из Арля, –

преувеличивать существенное и намеренно оставляю едва намеченным все второстепенное».

Более того, именно во французский период этот метод получит дальнейшее развитие и приведет

художника к тому, что впоследствии будут называть «экспрессионизмом Ван Гога».

В одном из писем 1886 г. Винсент писал о Делакруа: «Он работал над обновлением

страсти». Эти слова могут быть отнесены и к самому Ван Гогу. Художник настойчиво искал

более прямой и непосредственный путь к сердцу зрителя. Он стремился создать такой

художественный язык, который был бы в состоянии передать необычную интенсивность

переживания действительности самим живописцем. И Ван Гог увидел возможность этого в

усилении эмоциональной выразительности колорита и в повышении экспрессии рисунка.

Примеры того и другого он нашел в прошлом у того же Делакруа и у японских графиков. Ван

Гог считает, что художник вправе более произвольно пользоваться цветом и повышать

напряженность линий, если таким путем он получает лучшие возможности «наиболее полно

выразить себя». «Допустим, мне хочется написать портрет своего друга-художника, – поясняет

Ван Гог свою мысль примером, – у которого большие замыслы и который работает так же

естественно, как поет соловей, – такая уж у него натура. Этот человек светловолос. И я хотел

бы вложить в картину все свое восхищение, всю свою любовь к нему. Следовательно, для

начала я пишу его со всей точностью, на какую способен. Но полотно после этого еще не

закончено. Чтобы завершить его, я становлюсь необузданным колористом. Я преувеличиваю

светлые тона его белокурых волос, доходя до оранжевого, хрома, бледно-лимонного. Позади

его головы я пишу не банальную стену убогой комнатушки, а бесконечность – создаю простой,

но максимально интенсивный и богатый синий фон, на какой я способен, и эта нехитрая

комбинация светящихся белокурых волос и богатого синего фона дает тот же эффект

таинственности, что звезда на темной лазури неба».

Напряженная, можно сказать, исследовательская работа в области цвета началась у Ван

Гога еще в Голландии, когда у него зародилась мысль о самостоятельном выразительном

значении цвета. «В красках заложены скрытые созвучия и контрасты, которые взаимодействуют

сами по себе и которые иначе как для выражения настроения нельзя использовать». В Париже, в

краткий период увлечения импрессионизмом, а затем и пуантилизмом, он на время оставил эту

мысль. Его увлекли представления импрессионистов о свете и цвете, теория дополнительных

цветов Сера и Синьяка, «ореолы» и техника дивизионизма. Но и у импрессионистов, в

частности у Писсарро, он прежде всего подметил, что «следует смело преувеличивать эффекты,

создаваемые контрастом или гармонией цветов».

И, наконец, в Арле, когда художник, преодолев влияние импрессионистов, возвратился к

взглядам, приобретенным еще в Голландии, он опять извлекает на свет свою старую идею о

психологичности цвета.

«Я постоянно надеюсь совершить в этой области открытие, например выразить чувства

двух влюбленных сочетанием двух дополнительных цветов, их смешением и

противопоставлением, таинственной вибрацией родственных тонов. Или выразить

зародившуюся в мозгу мысль сиянием светлого тона на темном фоне. Или выразить надежду

мерцанием звезды, пыл души – блеском заходящего солнца. Это, конечно, не иллюзорный

реализм, но разве это менее реально?»

И действительно, в таком шедевре мастера, как «Ночное кафе в Арле», атмосфера

жуткой безысходности достигнута главным образом благодаря предельно напряженной

цветовой гамме.

Той же повышенной экспрессии добивается Ван Гог и от линии, от контура, от штриха.

Ему не нравится то произведение, где «линии плохо прочувствованы»; это означает, по его

мнению, что в них «слишком мало личного».

Но при этом художник исходит всегда из жизни, из окружающей его действительности.

«Действительность – вот истинная основа подлинной поэзии», – не устает повторять Ван Гог.

«Я преувеличиваю, иногда изменяю мотив, но все-таки не выдумываю всю картину целиком:

напротив, я нахожу ее уже готовой в природе. Весь вопрос в том, как выудить ее оттуда». В

самом деле, Ван Гог никогда не выдумывал своих картин, если не считать двух-трех случаев,