Письма - [45]

Придется также сделать попытку чуточку получше одеться.

Я пошел на большой риск, и вопрос стоит так – либо я потону, либо выплыву. Но мне

все равно пришлось бы рано или поздно начинать самостоятельную жизнь. Так на что же мне

жаловаться? Просто этот день наступил раньше, чем я ожидал. Что до моих отношений с отцом,

то их быстро не наладишь: у нас слишком разные взгляды и убеждения. Для меня наступает

время испытаний: прилив высокий, вода доходит мне почти до рта и – почем знать? – может

быть, еще выше. Но я буду бороться и не отдам свою жизнь даром, а попытаюсь победить и

выплыть. С 1 января я переезжаю в новую мастерскую. Мебель куплю самую простую –

деревянный стол и пару стульев. Я удовлетворился бы одеялом на полу взамен кровати, но

Мауве хочет, чтобы я купил и ее; в случае необходимости он ссудит меня деньгами.

Как ты можешь себе представить, у меня хватает забот и хлопот. Тем не менее я

успокаиваю себя мыслью, что зашел слишком далеко и уже не могу повернуть обратно;

конечно, путь мой, вероятно, будет труден, но зато он теперь достаточно ясен.

Разумеется, я вынужден просить тебя, Тео, посылать мне время от времени то, что ты

сможешь уделить, не стесняя себя.

167 note 5

Тебе, вероятно, будет приятно узнать, что я обосновался в своей собственной

мастерской. Это комната с альковом, достаточно светлая, так как окно большое – в два раза

больше обычного и к тому же выходит на юг…

Мауве сильно обнадеживает меня, уверяя, что скоро я начну понемногу зарабатывать.

Теперь, когда у меня собственная мастерская, я перестану производить неблагоприятное

впечатление на людей, которые до сего времени подозревали меня в том, что я дилетант, лентяй

и бездельник.

169 note 6

Моя мастерская приходит в порядок. Мне бы хотелось, чтобы ты как-нибудь побывал в

ней. Я развесил на стенах все свои этюды; пришли, пожалуйста, мне обратно те, что находятся у

тебя: они могут мне понадобиться. Вероятно, они не годятся для продажи, и я первый вижу их

недостатки, но в них есть что-то от натуры, потому что сделаны они были c подлинным

увлечением.

Как ты знаешь, сейчас я бьюсь над акварелями; если они начнут получаться, их можно

будет продавать.

Поверь, Тео, когда я первый раз явился к Мауве с моими рисунками пером и он сказал:

«Попробуйте теперь работать углем и мелом, кистью и растушевкой», у меня возникло

чертовски много трудностей с этими новыми материалами. Терпения у меня хватало, но порой,

казалось, не помогало даже оно, и тогда меня охватывало такое нетерпение, что я топтал свой

уголь ногами и совершенно падал духом.

Все же через некоторое время я уже послал тебе несколько рисунков, сделанных мелом,

углем и кистью, и отнес Мауве целую кучу таких рисунков; он, разумеется, так же как ты,

сделал мне много замечаний – и совершенно справедливых, но тем не менее я продвинулся на

шаг вперед.

Сейчас я переживаю сходный период борьбы и упадка духа, терпения и нетерпеливости,

надежд и отчаяния. Но я не имею права отступать и через некоторое время лучше овладею

акварелью. Будь это легко, это было бы не так интересно. То же самое – с живописью…

У меня есть с дюжину фигур землекопов и людей, работающих на картофельном поле; я

все думаю, нельзя ли из них что-нибудь сделать; у тебя тоже находится еще несколько штук –

например, человек, насыпающий картофель в мешок. Не знаю еще – как, но рано или поздно я

из этого все же что-нибудь сделаю; летом я внимательно наблюдал за окружающим и здесь, в

дюнах, мог бы написать хороший этюд земли и неба, а потом смело вставить в него фигуры.

Тем не менее я до сих пор не придаю большого значения этим этюдам, так как,

разумеется, надеюсь научиться делать их совершенно иначе и лучше; впрочем, брабантские

типы очень характерны, я – почем знать? – не извлеку ли я еще из них пользу. Если ты

хочешь оставить себе некоторые из них, буду очень рад; но те, что тебе не нужны, я хотел бы

получить обратно: изучая новые модели, я обращу внимание на ошибки в пропорциях, которые

сделал в летних этюдах; таким образом, они, возможно, еще принесут мне пользу.

170

Рисование все больше становится моей страстью, и страсть эта похожа на ту, какую

моряки испытывают к морю.

Мауве показал мне новый путь, на котором можно кое-что сделать, – я имею в виду

работу акварелью. Сейчас я совершенно поглощен ею: сижу, мажу, смываю намазанное, короче,

надрываюсь и ищу…

Я одновременно начал несколько маленьких акварелей и одну большую, по меньшей

мере почти такой же величины, как те этюды фигур, что я делал в Эттене. Само собой

разумеется, дело идет не быстро и не гладко.

Мауве сказал, что я испорчу по крайней мере десяток рисунков, прежде чем научусь

хоть немного управляться с кистью. Но за всем этим открывается лучшее будущее; поэтому я

работаю со всем хладнокровием, на какое способен, и не отчаиваюсь, несмотря ни на какие

ошибки.

Вот набросочек с одной из маленьких акварелей – угол моей мастерской и девочка,

мелющая кофе. Как видишь, я ищу тон: головка и ручки девочки, в которых есть свет и жизнь,

выделяются на тусклом сумеречном фоне и смело контрастируют с частью трубы и печки –

железо и камень – и деревянным полом. Если я сумею выполнить рисунок, как задумал, я