Письма - [317]

теперешних болезней и денежных затруднений почерпнете относительную бодрость в мысли о

том, что, отдавая нашу жизнь, мы, вероятно, приносим тем самым пользу грядущему поколению

художников, а ему сужден долгий век.

Эти края уже видели культ Венеры, носивший в Греции по преимуществу

художественный характер; видели они также поэтов и художников Возрождения. А где могли

расцвести такие явления, там расцветет и импрессионизм. И мне хотелось бы написать этот сад

так, чтобы, глядя на него, люди думали о былом певце здешних мест (вернее, Авиньона)

Петрарке и о новом их певце – Поле Гогене.

Как ни беспомощен этот набросок, Вы при виде его, вероятно, все-таки почувствуете,

что, устраивая нашу мастерскую, я с большим волнением думал о Вас…

Боюсь только, что Бретань Вам покажется красивее, чем этот край, хотя он так же

хорош, как вещи Домье, – здешние фигуры часто до странности напоминают его. Однако Вы

не замедлите обнаружить тут также древность и Возрождение, дремлющие под покровом

современности. Воскресить их – Ваше дело.

Бернар пишет, что он, Море, Лаваль и еще кто-то собираются меняться со мною. Я в

принципе горячий сторонник обмена работами между живописцами, поскольку убедился, что

такой обмен играл большую роль в жизни японских художников. Поэтому я пришлю Вам на

днях все достаточно просохшие вещи, которыми располагаю, с тем, чтобы Вы могли выбрать

первым. Но я никогда не соглашусь на подобный обмен, если он лишит Вас таких значительных

работ, как Ваш автопортрет, который, право, слишком хорош. Нет, я не решусь отнять его у

Вас, так как мой брат охотно возьмет его в уплату за весь первый месяц.

Б 22

Дорогой Гоген,

Благодарю за письмо и в особенности за обещание быть здесь уже к двадцатому.

Разумеется, при обстоятельствах, о которых Вы упоминаете, поездка по железной дороге не

будет для Вас увеселительной прогулкой; поэтому Вы поступаете очень разумно, откладывая

переезд до того дня, когда вам удастся совершить его без особых неудобств. Но если откинуть в

сторону это соображение, я почти завидую Вам: по дороге Вы на протяжении многих-многих

лье увидите разные края во всем великолепии осени.

У меня еще живо в памяти то волнение, в которое меня поверг прошлой зимой переезд

из Парижа в Арль. Как я ждал, когда же, наконец, передо мной откроется нечто похожее на

Японию! Ну, да это все ребячество.

Знаете, на днях, когда я писал Вам, у меня от усталости что-то сделалось с глазами. Но

теперь, отдохнув два с половиной дня, я опять принялся за работу, хоть и не рискую еще писать

под открытым небом. Для моей декорации я сделал новое полотно размером в 30 – мою

известную уже Вам спальню с мебелью из некрашеного дерева. Мне было бесконечно приятно

писать этот интерьер, выполненный без всяких ухищрений, с простотой a la Сёра, плоскими и

грубыми, пастозными мазками: бледно-лиловые стены, блеклый, приглушенно красный пол,

кресла и кровать – желтый хром, подушки и простыня – очень бледный лимонно-желтый,

одеяло – кроваво-красное, умывальник – оранжевый, таз – голубой, окно – зеленое. Как

видите, с помощью всех этих очень разных тонов я пытался передать чувство абсолютного

покоя. В картине только одна нотка белого – ее создает зеркало в черной раме. (Мне просто

захотелось ввести четвертую пару дополнительных цветов).

Словом, посмотрите вместе с другими эту вещь, и мы еще поговорим о ней: я ведь

иногда сам не понимаю, что у меня получается – работаю как во сне.

Здесь становится холодно, особенно в дни мистраля.

Я распорядился провести в мастерскую газ, чтобы зимой у нас было светло.

В Арле Вам, может быть, и не понравится, если Вы приедете сюда, когда дует мистраль.

Но наберитесь терпения – поэзию здешнего пейзажа постигаешь не сразу.

Дом Вам на первых порах вряд ли, конечно, покажется уютным, но мало-помалу мы его

таким сделаем. Расходов куча! Поэтому сразу со всем не справиться. Но я уверен: стоит Вам

приехать сюда, и Вы, как я, в перерывах, когда не дует мистраль, начнете неистово писать

осенние пейзажи. Вот тогда Вы поймете, почему я так настаиваю, чтобы Вы приехали именно

сейчас, когда стоит такая хорошая погода.

Итак, до встречи.

Ваш Винсент

566 (оборот) note 134

Дорогой друг Гоген,

Только что вышел из лечебницы и пользуюсь случаем, чтобы написать Вам несколько

слов, продиктованных самой искренней и глубокой дружбой.

В лечебнице я постоянно думал о Вас – даже когда у меня был жар и я чувствовал

довольно большую слабость.

Скажите, мой друг, так ли необходимо было Тео приезжать сюда?

Во всяком случае, рассейте, пожалуйста, все его опасения и не сомневайтесь сами, что в

этом лучшем из миров все всегда устраивается к лучшему.

Прошу Вас, передайте мои наилучшие пожелания милому Шуффенекеру и повремените

ругать наш бедный желтый домишко, прежде чем мы оба не обдумаем все как следует;

кланяйтесь также всем художникам, которых я знавал в Париже…

Рулен был исключительно добр ко мне: это он набрался смелости и выволок меня из

лечебницы, когда остальные еще не были уверены в моем выздоровлении.

643

Дружище Гоген,

Благодарю за новое Ваше письмо. Будьте уверены, дорогой друг, что с момента моего

возвращения на север я каждый день думаю о Вас. В Париже я пробыл всего три дня: