Письма в Небеса - [22]
Средь глада, зверства, язвы томной,
Что лютый дух властей возжег, —
Возникнут малые светила;
Незыблемы свои кормила
Украсят дружества венцом…
И волка хищного задавят,
Что чтил слепец своим отцом.
Не очень вразумительно сказано, но вы попробуйте всё же вдуматься в смысл этих корявых строчек. В переводе с радищевского на русский они звучат так: «Из недр развалины огромной», то есть из расчленённой России, «возникнут малые светила» — удельные княжества; «и волка хищного задавят» — под волком можно разуметь и царя, и вообще Русскую империю, Русскую державу…
И поверьте, о таком не один Радищев мечтал!.. Нет, в те годы пятая колонна в России была ничуть не меньше, чем в Советском Союзе в 1980-е годы…
И вот Наполеон переходит Неман. И русская армия отступает. Убирают Барклая, назначают Кутузова — но она всё равно отступает! У Бородина дано генеральное сражение, которого все так ждали, на которое так надеялись… И после него оставлена Москва! И в Москве французы наглядно показывают, ради чего, собственно, они пришли, какие такие «свободу, равенство и братство» принесли они нам на штыках: грабёж, убийство мирного населения, мародёрство, осквернение святынь (французские солдаты превращали храмы в конюшни, плясали на антиминсах, стреляли в иконы)…
Я вас спрашиваю: что должны были чувствовать русские в эти дни? Даже нам, через 200 лет отлично знающим, чем всё кончилось, не по себе становится, когда мы вновь читаем о том, что Наполеон вошёл-таки в Москву. А современникам тех событий? Боюсь, что очень многие тогда не верили в благополучный исход, и, несомненно, все видели, что Россия опять стоит на грани, за которой — бездна.
Мы понимаем их состояние. Мы можем им сочувствовать. Только подражать им почему-то не можем.
…Не прошло и полгода — и могучий враг был разбит наголову, а Россия заняла в Европе главенствующее положение.
Быть может, всё дело в реакции: когда людей 1812 года охватывали ужас и отчаяние, они собирались с силами и устремлялись навстречу опасности. Мы в подобном положении ведём себя иначе…
Письмо 2
КУТУЗОВ
Подростком Кутузов слушал лекции Ломоносова.
Назначенный преподавателем в столичную Артиллерийскую и Инженерскую школу — место престижное и спокойное, — через полгода не выдержал, удрал в действующую армию, получил роту в полку, которым командовал никому в ту пору не известный Суворов. Кто бы мог подумать тогда, что в каком-то Астраханском пехотном полку служат сразу два таких гения военного дела, подобных которым в мировой истории было не так уж много…
Потом судьба их раскидала, но Кутузов снова попал под начало выдающегося полководца — генерала П.А. Румянцева. Тут вышла история: Кутузов, неоднократно показавший себя отчаянно смелым, находчивым и удачливым офицером, справедливо рассчитывавший на уважение начальства, пострадал от собственной шутки. Кто-то донёс Румянцеву, что молодой офицер Кутузов под хохот сослуживцев передразнивает его, Румянцева, походку!.. И исполняет этот номер на бис!.. Полководец очень обиделся и удалил шутника подальше от себя, подальше от главных боёв русско-турецкой компании. Кутузов был потрясён: оказывается, друзья могут доносить!.. Оказывается, славные командиры могут свои личные обиды ставить выше военной целесообразности!.. С тех пор у него не было близких друзей. Люди говорили: «Сердца людей открыты Кутузову, но его сердце закрыто для них».
В той компании он был в первый раз ранен: пуля пробила ему голову навылет — от виска до виска. Никто не верил, что раненый проживёт больше двух часов. Кутузов выжил — и даже не стал инвалидом: Господь показал, что об этом Своём рабе Он печётся особо.
Потом он опять попал к Суворову. Время было сравнительно мирное, — время не столько вооружённых, сколько дипломатических баталий. Суворов дипломатии не любил и все сии заботы перепоручил Кутузову. И тут-то Кутузов в полном блеске явил своё второе призвание!.. Поражённый Суворов ахал: «Ой, умен, ой, хитёр, его никто не обманет!..»
Снова вспыхнула война с турками. В самом её начале пуля снова нашла Кутузова — пробила ему голову почти в том же самом месте, что и в первый раз. Он снова выжил чудесным образом, — но именно с тех пор правый глаз его начал слепнуть.
Начался штурм Измаила. Колонна Кутузова наступала на левом фланге. Турки сражались отчаянно, и Кутузов запросил у Суворова подкрепления. Суворов ответил примерно так: «Какое, мол, подкрепление? — Измаил-то уже взят! И вы, генерал, назначены его комендантом! Так что поспешите, не отставайте от прочих колонн и оправдайте доверие!..» На самом деле Измаил ещё отнюдь не был взят, но Кутузов, решив, что его колонна оплошала, усилил натиск и без подкрепления захватил бастион.
Потом он спрашивал у Суворова: «Как же так, Александр Васильевич?..» Тот отвечал: «Суворов знает Кутузова, а Кутузов знает Суворова. Если бы не был взят Измаил, мы оба умерли бы под его стенами». А докладывая императрице, отметил: «Генерал-майор Голенищев-Кутузов шёл на левом фланге, но был моей правой рукой!»
Кончилась эпоха Суворова, началась эпоха Наполеоновских войн. О том, какова роль Кутузова в Наполеоновских войнах, о его славном венце спасителя Отечества, написано много, и не нам всё это повторять. Но, может быть, не все знают, что задолго до Бородина, до Тарутина, до Малоярославца и Вязьмы Кутузов нанёс Наполеону весьма чувствительный удар, во многом решивший исход Отечественной войны.
