Письма шестидесятилетнего жизнелюбца - [26]

Шрифт
Интервал

Так же несправедливо с твоей стороны утверждать, что я ищу себе кухарку. Видимость обманчива. Я действительно не обращался к службе знакомств при жизни покойной сестры Элоины, но не делал этого и после ее смерти. Тебе хорошо известно, что в приемной врача я не намеренно читал страницу знакомств, а всего лишь перелистывал лежавший на столике журнал от нечего делать. Тогда-то твое объявление и бросилось мне в глаза, словно живое, выхваченное из темноты или выделенное другим шрифтом. Так к чему же теперь эти злонамеренные подозрения? Возможностей жениться, Росио, в моей жизни хватало. Скажу тебе больше: в 24 года у меня даже была невеста, Петри, живая черноволосая девушка с неровными зубками, но очень привлекательной внешностью. Отец ее держал скромную кондитерскую в старой части города. Встречались мы с ней почти год. Моя покойная сестра Элоина, которая любила пощупать все своими руками (а уж проницательна была – любого человека как есть насквозь видела), часто приглашала ее в дом полдничать, И благодаря этому я сумел избежать ошибки. Элоина указала мне на то, что за столом Петри позволяет ей ухаживать за собой и что девушка, позволяющая другой женщине ухаживать за собой, нимало тем не смущаясь, никогда не будет хорошей женой. С тех пор я стал трезво присматриваться к Петри и увидел, что она из тех людей, которые говорят только о себе и, о чем бы ни шла речь, умеют неизвестно как повернуть беседу на свои проблемы. Моя подозрительность увеличилась, и там, где раньше видел непосредственность, я стал усматривать притворство, а то, что считал жаждой общения, расценил как пустую болтовню. Одним словом, отношения наши испортились и в конце концов прекратились. Такова, в двух словах, история моей незадачливой любви.

Видно, я не так выразился в предпоследнем письме. Ты в своем заявляешь, что твой вкус так же тонок, как мой, а мнение в вопросах гастрономии не хуже любого другого. И все это из-за разнесчастных голубей. Что ж, ежели подумать, ты, дорогая, вполне права. Вкусовые ощущения вовсе не должны быть у разных людей одинаковыми, точно так же, как носы по-разному реагируют на запах. Есть вкусы и запахи, которые одним нравятся, а других отталкивают, например бензин, потому что на вкус и цвет, как известно, товарища нет. Тут я согласен с тобой, не будем из-за этого ссориться, хотя ты должна признать, что грудка у голубей нежная и сочная, а вкус – настоящий вкус дичи – словно бы вобрал в себя все ароматы поля: тимьяна, мяты, лаванды… В мясе голубя соединилось все, что есть душистого в природе. Возможно, это изысканное кушанье вызвало у тебя отвращение из-за твоей неприязни к деревне, а может, ты напутала что-нибудь с приправами вопреки моим указаниям. В день, когда ты приедешь ко мне в этот дом, я сам засучу рукава и приготовлю голубей честь по чести. Вот тогда, попробовав, ты сможешь с полным правом сказать «мне нравится» или «не нравится», и я признаю твое мнение компетентным.

А теперь о твоей просьбе избегать в письмах некоторых деревенских выражений и оборотов, как в тех случаях, когда я говорю об умерших членах семьи «покойный», называю «столицей» наш город или пишу «облегчиться» вместо "…" (сожалею, дорогая, но я не в силах вывести это неприличное слово. Ты в своем письме делаешь это со всей откровенностью, чем доказываешь, что ты женщина современная, молодая, идущая в ногу с веком). Ты, конечно, права в этом вопросе. Сельская жизнь, особенно в юном возрасте, накладывает отпечаток, входит в плоть и кровь, как вторая натура. Все так, однако я не стыжусь. Я нахожу в сельской речи своеобразный смак, особую прелесть и меткость, каких лишен городской язык. Одним словом, она меня очаровывает. Другой вопрос, что тебе кажутся грубыми некоторые выражения, хотя для меня, в том что касается языка, грубость означает не пошлость или вульгарность, а точность и прямоту. Это, однако, не помешает мне в дальнейшем избегать всего, что тебе не нравится. Теперь у меня в жизни одна задача: угождать тебе.

Несмотря на полученную головомойку, возвращаюсь все к тому же вопросу: 10 сентября в Мадриде. Что ты скажешь об итальянском ресторанчике «Милано», в самом начале улицы Феррас со стороны площади Испании? У них хорошо готовят, чисто и недорого. Если у тебя нет других предложений, встретимся там, в два часа дня. С Федерико решай сама. Я не против того, чтоб твой сын обедал с нами. В противном случае мы познакомимся с ним позже, в гостинице. Ты представляешь себе, что до нашей встречи осталось двенадцать дней? Я робею в той же степени, в какой жду ее. Приеду тоже на машине, хотя при нынешних ценах на бензин проделывать одному такую дорогу просто расточительно.

До скорого, любовь моя. Прими самое искреннее почтение от твоего

Э.С.


5 сентября

Любовь моя!

Да, в сущности, я считаю себя религиозным человеком, не то чтоб совсем уж богобоязненным, но искренне верующим. Здесь, в старых кастильских селениях, рождаешься религиозным так же, как смуглым, все идет от среды. Скажу тебе больше: за исключением моего покойного дяди Фермина Баруке, я не встречал в Креманесе ни одного агностика. Даже люди эмигрировавшие, приезжая порою на лето, ходят в церковь вопреки мирскому образу жизни в своих городах. При этом они, конечно, руководствуются не столько верой, сколько обычаем, но и то хлеб. От нашего неграмотного народа большего ждать не приходится, Ты спрашиваешь, сторонник ли я эвтаназии


Еще от автора Мигель Делибес
Дорога

В 1950 году Мигель Делибес, испанский писатель, написал «Дорогу». Если вырвать эту книгу из общественного и литературного контекста, она покажется немудреным и чарующим рассказом о детях и детстве, о первых впечатлениях бытия. В ней воссоздан мир безоблачный и безмятежный, тем более безмятежный, что увиден он глазами ребенка.


Крысы

Известный испанский писатель Мигель Делибес (р. 1920) полагает, что человек обретает силу, свободу и счастье только в единении с природой. Персонажи его романа «Крысы» живут в адских условиях, но воспринимают окружающее с удивительной мудростью и философским спокойствием.


Еретик

Мигель Делибес, корифей и живой классик испанской литературы, лауреат всех мыслимых литературных премий давно и хорошо известен в России («Дорога», «Пять часов с Марио», «У кипариса длинная тень», др.). Роман «Еретик» выдвигается на Нобелевскую премию. «Еретик» — напряженный, динамичный исторический роман. По Европе катится волна лютеранства, и католическая церковь противопоставляет ей всю мощь Инквизиции. В Испании переполнены тюрьмы, пылают костры, безостановочно заседает Священный Трибунал, отдавая все новых и новых еретиков в руки пыточных дел мастеров… В центре повествования — судьба Сиприано Сальседо, удачливого коммерсанта, всей душой принявшего лютеранство и жестоко за это поплатившегося.


Опальный принц

Действие повести испанского писателя М. Делибеса «Опальный принц» ограничено одним днем в жизни трехлетнего мальчика из состоятельной городской семьи. Изображаемые в книге события автор пропускает через восприятие ребенка, чье сознание, словно чувствительная фотопленка, фиксирует все происходящее вокруг. Перед нами не только зарисовка быта и взаимоотношений в буржуазной семье, но и картина Испании последнего десятилетия франкистского режима.


Клад

Мигель Делибес, ведущий испанский писатель наших дней, хорошо известен русскоязычному читателю. Повесть «Клад» рассказывает о сегодняшнем дне Испании, стоящих перед нею проблемах.


Пять часов с Марио

О социальной системе, о необходимости ее коренного преобразования размышляет Делибес в романе «Пять часов с Марио» (1966), самом значительном своем произведении, в котором полностью раскрылись и его аналитический дар, и его бесстрашный социальный критицизм.По испанскому обычаю, покойника не оставляют на ночь в пустом помещении. Кто-нибудь из близких должен провести ночь у гроба, бодрствуя и охраняя вечный сон усопшего. Такую ночь накануне похорон проводит героиня романа Кармен у гроба скоропостижно скончавшегося мужа.


Рекомендуем почитать
На реке черемуховых облаков

Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.