Письма, полученные мной от Шрилы Прабхупады. Том 1 - [3]

Шесть месяцев я жил в Нижнем Ист-Сайде на деньги, припасенные во время службы во флоте. Потом я устроился в службу социального обеспечения, где стал работать служащим, изучающим условия жизни неблагополучных семей и лиц, нуждающихся в материальной или моральной поддержке.

Социальная работа – это не прибыльный бизнес, а гуманитарная деятельность. Она предоставляла возможность оказывать людям помощь. По службе мне приходилось посещать получателей благотворительной помощи или претендентов на ее получение, выяснять, попадают ли они в категорию тех, кому такая помощь оказывается, узнавать об их проблемах и выслушивать их печальные истории. Я старался по-дружески помочь им получить деньги и изменить свою жизнь. И еще всегда было множество бюрократической бумажной работы.

При этом я продолжал свои литературные занятия. Коммерческая литература и журналистика меня не интересовали. Я хотел быть художником слова. Писательство было для меня способом отыскания истины.

Один из моих пишущих приятелей сказал мне: «Знаешь, тебе надо писать что-то на продажу. Нельзя быть идеалистом». Но я писал всегда ради самого процесса творчества. Я старался исследовать чудо вдохновения: почему человеку хочется писать? Откуда исходит этот творческий порыв? Чем порождаются желание и способность словесного самовыражения? В чем смысл жизни? Грубо говоря, я с помощью писательства хотел найти способ жить духовно. Меня привлекали те авторы, которые пусть и не были религиозными, но писали ради высокого. Например, мне нравился Кафка. Хотя люди считают его агностиком, для него литературный труд был религией. Бог не открыл Себя ему, но и материальный успех его тоже не интересовал. В литературе Кафка пытался выразить истину. Я старался идти за писателями, которых интересовали такие духовные вещи как высшее предназначение человека. Я читал книги Достоевского и других авторов, писавших на подобные темы. В общем-то, с моей стороны это было духовным поиском. Сравнивая таких авторов с людьми, работающими ради материальных благ (и даже со священниками, которые не были настолько честными, как эти писатели), я воспринимал писателей как духовно мотивированных.

И все же, несмотря на мое старание найти истину в литературном труде, самочувствие мое ухудшалось, и ничто меня не радовало. Я пришел к вере в утверждение Ван Гога: «Страдание вечно». Чего еще можно ожидать в абсурдной Вселенной? Я чувствовал себя потерянным, но это же чувство было присуще и великим философам, художникам и композиторам. Понятно, что я не ожидал внезапного появления какого-то гуру, который спасет меня. Я был слишком циничным. Однако я постоянно читал разные переводы «Бхагавад-гиты» и Упанишад.

По воле судьбы, за неделю до того, как магазин подарков на Второй авеню 26 стал храмом Шрилы Прабхупады, я стоял у двери этого магазина, дожидаясь друга. В заднем кармане у меня лежала «Бхагавад-гита». Почему-то мы с приятелем условились встретиться на Второй авеню возле дома 26. Тогда я и понятия не имел, что там будет вскоре происходить.

Был июль 1966. Я часто ходил пешком по Второй авеню на работу и обратно. На углу Второй авеню и Хьюстон-стрит находился магазинчик ностальгических подарков. Над его дверью красовалась вывеска: «Бесценные дары». В магазине были выставлены спичечные  коробки, украшенные кадрами из голливудских кинофильмов сороковых годов. Однажды, проходя мимо, я обратил внимание, что магазин опустел. Вывеска осталась, но внутри уже ничего не было. Маленький листок за стеклом извещал, что А. Ч. Бхактиведанта Свами по вечерам читает лекции по «Бхагавад-гите». Еще в витрине стояла картина, изображающая каких-то святых, танцующих с воздетыми руками. Объявление меня заинтересовало, поскольку я читал «Бхагавад-гиту».

Впервые я пришел на лекцию по «Гите» теплым летним вечером, в семь часов. Входная дверь и окна, выходящие во двор, были широко открыты. Кроме меня в комнате находилось еще человек десять. Некоторые были одеты в джинсы и рубашки типа гимнастерок. Мы оставили свои стоптанные кроссовки у двери и сели на пол. Большинство из нас жили в Нижнем Ист-Сайде; добраться до бывшего магазинчика нам не составляло большого труда. Комната была голой: ни картин, ни мебели. Даже стульев не было – только несколько простых соломенных циновок. В центре комнаты с потолка свисала единственная лампочка.

Когда я уселся на пол, один из парней спросил, как меня зовут. Мы обменялись несколькими фразами, и я почувствовал себя непринужденно. Там собрались такие же молодые ребята, как я. Похоже, эта группа уже несколько раз собиралась. Вдруг открылась боковая дверь, и в комнату вошел Прабхупада. На нем не было рубашки. Шафрановая ткань, покрывавшая его туловище, оставляла обнаженными его руки и часть груди. На его ногах были остроносые туфли, а его тело имело золотисто-коричневый цвет. Я смотрел на Прабхупаду, на его выбритую голову, на его уши продолговатой формы. Внешность Прабхупады внушала почтение, он напоминал мне виденные мною прежде изображения медитирующего Господа Будды. Прабхупада был пожилым, но держался прямо, выглядел бодрым и сияющим. Лоб Прабхупады украшала вайшнавская отметина из желтоватой глины. Прабхупада узнал большого бородатого Говарда (Хаягриву) и улыбнулся: «Ты привел друзей?»