Письма об Индии - [54]

Этот старец был Бахадур-шах[128], потомок Тамерлана. Сухое, длинное, бледное и черное лицо его, орлиный нос, чрезвычайная худоба тела, впалые щеки, отсутствие зубов и редкая, выкрашенная фиолетовой краской борода — все это вместе представляло самую жалкую наружность. Одежда его была из бархата, подделанного под тигровую кожу, и обложена собольим мехом.

Как скоро только было возможно, я бросился вон в этом смешном одеянии публичных танцовщиц, преследуемый криком герольдов, которые провозглашали величие Могола и мою признательность. Меня остановили при выходе и советовали оставить один или два червонца наследнику престола, шепнув мне, что наследник, к крайнему его сожалению, не мог присутствовать при моей аудиенции, но что я с моей стороны очень кстати могу предложить ему червонца два и это будет [знак внимания] и ему будет очень приятно. Я дал один червонец и прогнал толпу слуг, которые обступили меня с прошениями рупии.

Не полагая слишком высокой ценности этим подаркам падшего Могола, я все-таки не ожидал, что, снимая великолепную диадему, увижу что-то подобное сусальному прянику из самого дряного стекла, так дурно слепленного, что оно разваливалось в руках; я должен был тотчас же отдать кое-как чинить ее на тамошнем рынке. Жемчужное ожерелье было также из стекла, но парча, вероятно, серебряная, потому что в Дели, без сомнения, не проникло еще искусство делать мишуру. Как ни были ничтожны эти дары, но английский путешественник обязан бы был представить их в пользу Индийской компании. Мне, как иностранцу, дозволено было сберечь их на память. Предлагали даже получить за эти подарки деньги из казны Его Величества, рупий 40; я отказался, потому что мне хочется сберечь на память это тряпье.

В тот же день я узнал страшные подробности о Моголе. Он неограниченный властитель только в своей крепости, похожей на московский Кремль, обнесенной высокими зубчатыми стенами, с мраморными башнями в мавританском вкусе. Остальные его владения принадлежат англичанам, которые выплачивают ему до 4 миллионов ассигнациями в год; при дурной распорядительности и огромном семействе Могола эта сумма слишком незначительна.

[Ему же]

В дороге между Дели и Фирозпуром,

30 ноября 1842

Взобравшись на самый верх моей башни, я был поражен величественной картиной Дели. Мне пришло в голову снять вид города, но едва успел я разложить бумагу, как на нее опустилась пара резвых попугаев, приютившихся под крышей моей обсерватории. К счастью, они вовремя снялись с места, и я мог продолжать мое намерение и рисунок. Француз сказал бы каламбур: dessein [ «намерение»] и dessin [ «рисунок»]. Беспрестанно окруженный роем попугаев, я набросал полный, но не вырисованный снимок с города и передал его двум туземным художникам, поручив им снять с него две копии, пополнить недостатки и прислать мне рисунки в Фирозпур. За каждый рисунок, по условию, я должен заплатить по 200 рупий, и то в том случае, если рисунки мне понравятся. Сообщаю тебе эти мелочи для того, чтобы показать снисходительность индийских художников[129].

Это письмо я пишу в дороге. Был я в Лудиане; провел там 2 дня, а теперь проезжаю Дхарамкотту, деревушку во владениях Шер Сингха, который выстроил здесь, на полпути от Лудианы к Фирозпуру, небольшой [приют] для англичан, путешественников. Переход от Лудианы к Фирозпуру в почтовом паланкине длится целые сутки и невыносим под знойным небом; поэтому приют, устроенный Шер Сингхом на полпути, невыразимо отраден для усталых путников. Завтра буду в Фирозпуре.

Фирозпур,

5 декабря 1842 года

Фирозпур похож на огромное пыльное море, разливающееся по безграничному, ровному дну, усеянному норами крыс, скорпионов и змей. Длинные вереницы верблюдов вьются по этому морю, как тени. Фирозпурская равнина кажется с первого взгляда мертвой пустыней, а между тем она кипит жизнью и с часу на час более и более одушевляется представителями Индии.

Местами на этих равнинах раскинуты обширные лагеря. Говорят, новый губернатор Индии, лорд Эленборо, приказал собрать сюда большую часть войска, возвращающегося из похода в Афганистан. Он намерен праздновать здесь недавние победы и вместе с тем устроить торжественное свидание с пенджабским махараджей Шер Сингхом. Если генерала спрашивают, где он стоит, генерал отвечает: «На северном конце такого-то лагеря; 20 минут ходьбы». Чтобы отыскивать здесь дорогу, нужно запастись компасом. По всем этим сведениям ты можешь заключить, что фирозпурская равнина — самое отвратительное место на земном шаре; но политические соображения и близость сикхов (Лагор отсюда милях в 30) избрали Фирозпур сборным пунктом англо-индийских войск.

Фирозпур, 7 декабря

Меня очень забавляет Франциск возней со своим зверинцем и немецкими песнями. Славный малый Франциск: бережет мои пожитки пуще глаза, старается приобретать по самой сходной цене различные вещицы, которые мне нравятся, и во всем руководствуется моими вкусами. Пишу о Франциске, потому что он напевает теперь самонежнейшую «hopp-sassa» [ «гоп-ца-ца»]. Я кое-как зарылся в этой пыли; из моей палатки слушаю песни индийцев, сопровождаемые звуками барабанов. Стол мне готовят под открытым небом.