Письма о письме - [54]
У меня постоянно такое чувство, что я начинающий писатель. Тут прежнее возбужденье и чудо… Это великолепное безумие. Мне кажется, слишком много писателей, побыв какое-то время в игре, слишком навостряется, становится чересчур осторожными. Они боятся совершать ошибки. Катаешь кости – иногда тебе выпадают два очка. Мне нравится, когда все привольно и необузданно. Хороший тугой стих может случиться, но он приходит, когда работаешь над чем-то другим. Я знаю, что иногда пишу чушь, но отпускать это от себя, колотить в барабаны – в этом есть сочная свобода.
У меня сейчас все изобилует, созревает, алчет, рвет и мечет. Покамест боги позволяют мне такой праздник. Так странно. Но мне годится.
Купил по ошибке этой зеленой бумаги, но с ней неплохо получается, по-моему.
Только что подписал пару книжек Фиделю Кастро. У меня, конечно, нет никакой политики, но пора уже ему почитать что-то от «Черного воробья», а?
Спасибо за стихотворение и снимок, оба хороши. Нет, я не фанатик тенниса, а изучаю проигрыш. В этом мне преподали несколько уроков.
Собирался сказать вам про хорошее чтиво, что вы присылали. Ваша борьба с врожденной глупостью истории этого века благородна и одинока. Меня восхищает, как вы упорствуете вопреки всему. Полагаю, что взгляды ваши бьют в точку. Но былая пропаганда потопила почти все умы, и они теперь в забвении принимают смертоносную ложь. Они не способны вернуться и исправить громадные ошибки, поскольку тогда обнаружится, что наши восхваляемые вожди, герои нашей истории – жулики и самозванцы. А подумать про миллионы жизней, отданных за так называемые великие цели. Стало быть, нужно признать, что все эти жизни пропали совершенно впустую, и не по правильным причинам, а по неправильным. Эта чудовищная игра зашла уже слишком далеко, чтобы ее можно было исправить; она лишь и дальше будет гнать мужчин и матерей, да почти всех, к ярости и безумию. Но больше всего здесь ужасает то, что игра продолжается, и не просто в том же самом духе, но и бездушней, в ту же самую алчность и страх, и той же практикой, выученной и отточенной до того хорошо, что чем крупней лжецы, тем сильней в них станут верить.
Те немногие из нас, кто это сознает, могут лишь оберегать собственные умы от натиска, стершего способность чувствовать почти у всех людей.
Читал, где Генри Миллер прекратил писать после того, как стал знаменит. Что, вероятно, значит – он писал для того, чтобы стать знаменитым. Я такого не понимаю: нет ничего волшебнее и прекраснее строк, образующихся на бумаге. Это же все, что есть. Все, что было когда-либо. Нет награды больше самого делания. Что приходит после – даже более чем вторично. Не могу понять никакого писателя, кто прекращает писать. Это как вынуть у себя сердце и смыть его вместе с какашками. Я буду писать до последнего своего чертова вздоха, что б там кто ни думал, хорошо это или плохо. Конец как начало. Таким я и должен был быть. Все вот так вот просто и глубоко. А теперь давай я перестану писать об этом, чтобы можно было писать о чем-нибудь другом.
1992
Короткая выдержка из дневника прилагается.
Спасибо за отчет о продажах. Поистине удивительно. Что ты продолжаешь печатать эти 18 книг и что они продолжают расходиться. Мне это странно, и я горжусь каждой книжкой, тем, что все они по-прежнему живы и брыкаются. И есть что-то в старых названиях, время идет, а они, похоже, набирают дополнительный аромат (я имею в виду сами по себе названия книг), как будто живут своей жизнью. Ну, это здорово, одно из таких вот тихих чудес.
А лучше всего то, что мы по-прежнему этим занимаемся. Если ты когда-нибудь бросишь, не знаю, что я стану делать. Мы работали в совершенном доверии и гармонии, я не помню ни одного спора ни о чем.
Спасибо, старина, это было прекрасно.
[…] Спасибо за приложенное. Мне нравится твое стихотворение «Соблазнитель». Сам же знаешь, как оно получается. Или не получается. И еще спасибо, что приложил учебный план. Для меня честь быть на одной карточке с Паундом, Лоркой, Уильямсом и Оденом. «Пересмешник, пожелай мне удачи». Кстати, о Паунде, много десятков лет назад я сожительствовал с одной дамой и был плохим добытчиком, и как нам все удавалось, когда мы с ней так беспробудно бухали, сейчас меня поистине поражает, хотя тогда я об этом не сильно-то задумывался. Так или иначе, в те редкие непьющие мгновенья я обычно добирался до библиотеки и обратно. Однажды открыл дверь и стою там с этой тяжеленной книгой в руке, а она посмотрела на меня с кровати и сказала: «Опять эти проклятущие “Кантос” взял?» «Да, – ответил ей я, – нельзя же все время ебаться».
Джек Грейпс, редактор литературного журнала «Вавтобусе», опубликовал большое количество стихов и дневниковых записей Буковски в разделе, озаглавленном «Альбом Чарльза Буковски». Кроме того, Грейпс рецензировал поэзию Буковски.
Роман «Женщины» написан Ч. Буковски на волне популярности и содержит массу фирменных «фишек» Буковски: самоиронию, обилие сексуальных сцен, энергию сюжета. Герою книги 50 лет и зовут его Генри Чинаски; он является несомненным альтер-эго автора. Роман представляет собой череду более чем откровенных сексуальных сцен, которые объединены главным – бесконечной любовью героя к своим женщинам, любованием ими и грубовато-искренним восхищением.
Чарльз Буковски – культовый американский писатель, чья европейская популярность всегда обгоняла американскую (в одной Германии прижизненный тираж его книг перевалил за два миллиона), автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности. Буковски по праву считается мастером короткой формы, которую отточил в своей легендарной колонке «Записки старого козла», выходившей в лос-анджелесской андеграундной газете «Открытый город»; именно эти рассказы превратили его из поэта-аутсайдера в «кумира миллионов и властителя дум», как бы ни открещивался он сам от такого определения.
Вечный лирический (точнее антилирический) герой Буковски Генри Чинаски странствует по Америке времен Второй мировой… Города и городки сжигает «военная лихорадка». Жизнь бьет ключом — и частенько по голове. Виски льется рекой, впадающей в море пива. Женщины красивы и доступны. Полицейские миролюбивы. Будущего нет. Зато есть великолепное настоящее. Война — это весело!
«Хлеб с ветчиной» - самый проникновенный роман Буковски. Подобно "Приключениям Гекльберри Финна" и "Ловцу во ржи", он написан с точки зрения впечатлительного ребенка, имеющего дело с двуличием, претенциозностью и тщеславием взрослого мира. Ребенка, постепенно открывающего для себя алкоголь и женщин, азартные игры и мордобой, Д.Г. Лоуренса и Хемингуэя, Тургенева и Достоевского.
Это самая последняя книга Чарльза Буковски. Он умер в год (1994) ее публикации — и эта смерть не была неожиданной. Неудивительно, что одна из главных героинь «Макулатуры» — Леди Смерть — роковая, красивая, смертельно опасная, но — чаще всего — спасающая.Это самая грустная книга Чарльза Буковски. Другой получиться она, впрочем, и не могла. Жизнь то ли удалась, то ли не удалась, но все чаще кажется какой-то странной. Кругом — дураки. Мир — дерьмо, к тому же злое.Это самая странная книга Чарльза Буковски. Посвящается она «плохой литературе», а сама заигрывает со стилистикой нуар-детективов, причем аккурат между пародией и подражанием.А еще это, кажется, одна из самых личных книг Чарльза Буковски.
Чарльз Буковски – один из крупнейших американских писателей XX века, автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности.Свой первый роман «Почтамт», посвященный его работе в означенном заведении и многочисленным трагикомическим эскападам из жизни простого калифорнийского почтальона, Буковски написал в 50 лет. На это ушло двадцать ночей, двадцать пинт виски, тридцать пять упаковок пива и восемьдесят сигар.
Начиная с довоенного детства и до наших дней — краткие зарисовки о жизни и творчестве кинорежиссера-постановщика Сергея Тарасова. Фрагменты воспоминаний — как осколки зеркала, в котором отразилась большая жизнь.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Блокнот в винных пятнах – отличный образ, точно передающий отношение Буковски к официозу. Именно на таких неприглядных страницах поэт-бунтарь, всю жизнь создававший себе репутацию «потерянного человека», «старого козла», фактотума, мог записать свои мысли о жизни, людях, литературе. Он намеренно снижает пафос: «Бессвязный очерк о поэтике и чертовой жизни, написанный за распитием шестерика», «Старый пьянчуга, которому больше не везло», «Старый козел исповедуется» – вот названия некоторых эссе, вошедших в эту книгу.
Перед вами собрание работ Буковски на тему, которая вдохновляла и губила его всю жизнь: алкоголь. Сам себя называвший «старым пьянчугой», Буковски относился к выпивке как к топливу и даже музе. Бутылка приводила его и к самым темным мыслям, и к самым светлым и духоподъемным. Алкоголь стал методом Буковски, его способом оставаться в одиночестве, быть с людьми, быть поэтом, быть любовником и другом – хоть часто и дорогой ценой.