Письма о науке, 1930–1980 - [30]

Шрифт
Интервал

Во-вторых, было ли сделано все возможное для того, чтобы перевоспитать Лузина и людей типа Лузина в Академии наук и можно ли это достигнуть такими методами, как статья в «Правде»?

Я утверждаю, что нет, а как раз наоборот — этим затрудняется воспитание не только самого Лузина, но и целого ряда других ученых.

Как вообще Вы взялись за перестройку Академии? Вы, первое, начали выбирать в академики партийных

товарищей. Это был бы лучший метод, если бы у нас были крупные ученые среди партийцев. Оставляя в стороне общественные науки, наши партийные академики куда слабее старых, их авторитет поэтому мал.

Вырастить новых ученых из молодежи тоже пока не удается. Я это объясняю совсем неправильным подходом с Вашей стороны к науке, чересчур узко утилитарным и недостаточно внимательным. Поэтому главный научный капитал у нас все же лежит в старом поколении людей, доставшихся [нам] по наследству. Поэтому следовало бы, казалось, все сделать, чтобы их перевоспитать, приручить и пр. Но то, что Вы делаете, совсем не достигает цели. Когда-то арестовали Лазарева[50], прогнали Сперанского[51], а теперь обрушились на Лузина. Немудрено, что от такого «нежного» обращения ученые, как Успенский, Чичибабин, Ипатьев и другие, сбежали. Я по себе знаю, как бездушно вы можете обращаться с людьми.

Возьмем далее тех партийных товарищей, которых Вы посылаете работать с учеными и которые, если хорошо подобраны, могли бы прекрасно перевоспитать нашу ушедшую от жизни ученую среду. Ведь все время среди них обнаруживаются такие товарищи, за которых краснеть приходится. Я это по своему опыту знаю. Ведь того заместителя, которого мне вначале дали, я не могу иначе назвать, как совсем беспринципным человеком. Теперешнего же моего «зама», лучше которого я себе не желаю, я сам себе нашел[52]. Правда, когда я его попросил, было сделано все, чтобы я его заполучил. И я уверен, если бы у всех директоров институтов Академии наук были бы такие же замы, как у меня, то дух Академии наук совсем бы изменился.

Что Вы сделали, чтобы перевоспитать Лузина? Ничего. А чего достигнет эта статья в «Правде»? Либо он еще слащавее заговорит, либо у него произойдет нервное расстройство, и он прекратит научно работать. Только перепугаете, больше ничего. Пугать надо опасных врагов. А разве Лузины опасны Советскому Союзу? Новая конституция лучше чем что-либо другое показывает, что Союз достаточно мощен, чтобы не бояться Лузиных.

Но вот, имея в руках все хозяйственные достижения, политические завоевания, которыми располагает наш Союз, я не понимаю, как можно не перевоспитать любого академика, каким бы он ни был, стоит только внимательно взяться и подойти индивидуально. Пример — хотя бы Павлов. А крупных ученых у нас не так много, чтобы за это дело трудно было бы взяться.

Из всех этих соображений я не могу попять, какой тактический смысл статьи в «Правде», и вижу в пей только вредный шаг для нашей науки и для Академии, так как это не перевоспитает наших ученых и не подымет их престиж в стране.

А если к этому прибавить, что имя Лузина достаточно хорошо известно на Западе, чтобы такая статья не прошла незамеченной. Благодаря своей слабости и неубедительности [она] может быть комментирована самым разнообразным и нелепым образом.

Видя вред всего случившегося для науки в Союзе, я считаю, что я должен об этом написать Вам[53].

П. Капица

33) К. Я. БАУМАНУ 8 июля 1936, Москва

Уважаемый Карл Янович,

...Я Вам посылаю одновременно письмо Пятакову[54], о котором я говорил. Вы там увидите существующую картину снабжения. Со дня отправления этого письма прошло больше месяца, но до сих пор еще не получены советские оцинкованные трубы, резиновые трубки и мелкий инструмент — большинство материалов, о которых я писал в этом письме.

Вы мне говорили, что в научной работе самое главное — это творчество. Я с Вамп согласен, но если Вы себе представите художника, который пишет картину и вдруг обнаруживает нехватку то белил, то кармина, вынужден бросить картину и начать другую, пока тов. Пятаков достанет ему через несколько месяцев невыцветающие краски, затем обнаруживают еще какую-нибудь нехватку и опять будет вынужден ждать,— Вы в свою очередь должны будете согласиться, что в таких условиях всем творческим талантам художника скоро придет конец. Л у нас примерно такое же положение.

Ваше замечание насчет того, что Вы видите в институтах много приборов, правильно. У нас многие институты довольно богато снабжены приборами. Но подобно тому, как художник, если у него нет красной краски, не заменит ее синей, даже если ее у него десятки тонн, и в научной работе количество приборов еще не обеспечивает наличия тех, которые нужны. Разнообразие номенклатуры должно быть чрезвычайно велико (например, у нас сейчас в бухгалтерии накопилось 3,5 тыс. карточек различных названий материалов и это еще, конечно, только ничтожная доля всех возможных). Я говорю с полной уверенностью, что сейчас для поднятия пашей науки главное — это хорошее, безукоризненное снабжение. Только на фоне его можно будет судить, какой ученый — подлинно творческая сила, какой пет. Точно так же по умению владеть красками можно судить, кто из людей настоящий художник, но для этого нужны краски!


Еще от автора Пётр Леонидович Капица
Эксперимент, теория, практика

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Письма к матери. 1921 — 1926

Опубликовано в журнале Новый Мир за 1986 г. в 5 и 6 номере. Публикация и примечания П. Е. Рубинина.


Деловые письма. Великий русский физик о насущном

Пётр Леонидович Капица – советский физик, инженер и инноватор. Лауреат Нобелевской премии (1978). Основатель Института физических проблем (ИФП), директором которого оставался вплоть до последних дней жизни. Один из основателей Московского физико-технического института. Письма Петра Леонидовича Капицы – это письма-разговоры, письма-беседы. Даже самые порой деловые, как ни странно. Когда человек, с которым ему нужно было поговорить, был в далеких краях или недоступен по другим причинам, он садился за стол и писал письмо.


Рекомендуем почитать
«Ловите голубиную почту…». Письма, 1940–1990 гг.

Самый популярный писатель шестидесятых и опальный – семидесятых, эмигрант, возвращенец, автор романов, удостоенных престижных литературных премий в девяностые, прозаик, который постоянно искал новые формы, друг своих друзей и любящий сын… Василий Аксенов писал письма друзьям и родным с тем же литературным блеском и абсолютной внутренней свободой, как и свою прозу. Извлеченная из американского архива и хранящаяся теперь в «Доме русского зарубежья» переписка охватывает период с конца сороковых до начала девяностых годов.


В Париже. Из писем домой

“Да, но и другие сидят и работают, и ими создается индустрия высокой марки, и опять обидно, что на лучших океанских пароходах, аэро и проч. будут и есть опять эти фокстроты, и пудры, и бесконечные биде.Культ женщины как вещи. Культ женщины как червивого сыра и устриц, – он доходит до того, что в моде сейчас некрасивые женщины, женщины под тухлый сыр, с худыми и длинными бедрами, безгрудые и беззубые, и с безобразно длинными руками, покрытые красными пятнами, женщины под Пикассо, женщины под негров, женщины под больничных, женщины под отбросы города”.


Том 2. Стихи. Переводы. Переписка

Межвоенный период творчества Льва Гомолицкого (1903–1988), в последние десятилетия жизни приобретшего известность в качестве польского писателя и литературоведа-русиста, оставался практически неизвестным. Данное издание, опирающееся на архивные материалы, обнаруженные в Польше, Чехии, России, США и Израиле, раскрывает прежде остававшуюся в тени грань облика писателя – большой свод его сочинений, созданных в 1920–30-е годы на Волыни и в Варшаве, когда он был русским поэтом и становился центральной фигурой эмигрантской литературной жизни.


Письма Г.В. Иванова и И. В. Одоевцевой В.Ф. Маркову (1955-1958)

Настоящая публикация — корпус из 22 писем, где 21 принадлежит перу Георгия Владимировича Иванова и одно И.В. Одоевцевой, адресованы эмигранту «второй волны» Владимиру Федоровичу Маркову. Письма дополняют уже известные эпистолярные подборки относительно быта и творчества русских литераторов заграницей.Также в письмах последних лет жизни «первого поэта русской эмиграции» его молодому «заокеанскому» респонденту присутствуют малоизвестные факты биографии Георгия Иванова, как дореволюционного, так и эмигрантского периода его жизни и творчества.


Письма к С. В. Потресову, А. В. Амфитеатрову, М. В. Добужинскому, В. Ф. Маркову

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Письма к Лермонтову, упомянутые в «Деле о непозволительных стихах»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.