Письма о демонологии и колдовстве - [99]

«Но это, — говорит Джон Дантон, — была лишь мелкая выходка. Она устраивала и другие — в доме своего сына и вообще повсюду. В полдень она выходила на отмель Майнхэда и кричала: “Лодку, лодку, эй, лодку, лодку, эй!” Лодочники и рыбаки не спешили откликаться, так как были уверены, что навлекут на себя беду; а с теми, кто все же отзывался, непременно случалась беда. Одинаково опасно было и угодить, и не угодить ей. У ее сына было несколько кораблей, курсировавших между Англией и Ирландией; как только на горизонте появлялась Англия, тут же возникал этот самый призрак и, стоя на грот-мачте, дул в свисток. И хотя море там никогда не бывает спокойным, после свистка начиналась страшная буря, которая ломала, корежила и топила корабли с товарами, только моряки оставались в живых — дьявол не имел разрешения от Бога забрать их души. Своими частыми появлениями миссис Леки разорила собственного сына, его состояние сгинуло в море, он когда-то имел тысячи фунтов, а стал нищим из нищих, ведь призрак не давал ему покоя, пока не разорил вконец. Дошло до того, что он не мог уже ни получить корабля, чтобы загрузить его товарами, ни найти моряков, чтобы собрать экипаж, так как все уклонялись от встречи с призраком. Мать днем и ночью появлялась в доме сына и всячески его дразнила и изводила. Иногда, когда он был с женой в постели, жена говорила: «Муженек, смотри, вот твоя мать!» И когда он поворачивался направо, она оказывалась слева, а когда он был слева, она переходила направо.

И вот однажды вечером их единственный ребенок, девочка лет пяти или шести, лежа в низенькой кроватке на колесиках, вдруг закричала: «Ой, помоги, папа, помоги, мама, бабушка меня душит!» И, прежде чем они пришли на помощь дочери, старуха задушила ее. Они нашли бедную девочку мертвой.

Утром, после похорон девочки, когда муж был в порту, молодая миссис Леки вошла в комнату, чтобы одеться, и, бросив взгляд в зеркало, заметила в нем свою свекровь. Она до полусмерти перепугалась, но собралась с духом и, призвав на подмогу разум, веру и надежду, прочитав про себя короткую молитву, обратилась к старухе: «Ради Бога, матушка, почему ты преследуешь нас?» «Успокойся, — сказал призрак, — я не сделаю тебе ничего дурного». «Чего ты хочешь?» — спрашивает дочь, и так далее. Далее Дантон рассказывает о поручении, которое жена мистера Леки получила от призрака, чтобы передать Атертону, епископу Уотерфордскому, несчастному человеку, который позднее умрет от рук палача, но эта часть повествования слишком скучна, чтобы излагать ее в подробностях. Впечатление от книги Дантона было столь велико, особенно в Майнхэде, что, говорят, в этом порту все поверили в миссис Леки; моряки до сих пор в штормовую погоду клянутся, что слышат свист боцманской дудки. Однако чем далее, тем отрывочнее и скучнее становится повествование, теряя то особое настроение, в котором только и могут существовать истории подобного рода.

Могу добавить, что очарование рассказа зависит во многом от возраста того, кому он излагается, и что живость фантазии, которая владеет нами в юности, терпеливо сносит разные глупости, чтобы насладиться единым штрихом воображения, — эта живость умирает в нас, когда мы достигаем зрелости, а уж тем более печального возраста за нею. Я все более сознаю это, потому что сам, в два разных периода своей жизни, отдаленных друг от друга, был связан с местами, в значительной степени располагающими к суеверному страху, который мои земляки выразительно называют cerie ( суеверный страх ( шотл.).

В первый из упомянутых периодов жизни, когда мне было всего девятнадцать или двадцать лет от роду, я провел ночь в величественном баронском замке Глэммисов, наследственном владении графов Стратморских. Старинное здание выглядело внушительно, потрясая воображение. Здесь в древности убили шотландского короля — нет, не Малькольма II, а грациозного Дункана[261]. Кроме того, этот замок — замечательный памятник конца феодальных времен, имеет тайный ход, дорогу в который знали, по обычаю тех лет, только три человека одновременно — то есть граф Стратмор, его предполагаемый наследник и еще один человек, которого они выбирали доверенным лицом. Чрезвычайная древность строения подтверждалась огромной толщиной стен и диким, хаотичным расположением помещений. Поскольку покойный граф Стратмор редко жил в своем древнем имении, во время моего там пребывания замок был обставлен только наполовину; вся обстановка неизмеримо древняя, как и рыцарские доспехи на стенах. После весьма радушного приема, оказанного покойным Питером Проктором, эсквайром, сенешалем замка в отсутствие лорда Стратмора, меня повели в отведенное мне помещение в дальнем углу здания.

Должен признаться, что лязг дверей, когда мой провожатый закрывал их одну за другой, словно отрезал вашего покорного слугу от живых людей и как бы приближал к смерти. За спиной осталась «королевская комната» — сводчатые апартаменты, украшенные оленьими рогами и другими охотничьими трофеями, про них говорили, что здесь погиб Малькольм, и у меня возникла мысль, что где-то поблизости должна быть часовня. Ночная сцена в макбетовском замке сразу явилась моему воображению куда отчетливее, нежели даже на сцене, в исполнении покойного Джона Кембла и его замечательной сестры