Письма леди Рондо - [4]

ПИСЬМО V

Милая моя,

Вы, конечно, очень скучаете, не получая от меня письма. Я очень скоро избавила бы Вас от горя, если бы почта была исправнее. Это письмо я отправляю с курьером здешнего нашего Министра, потому что с почтою его послать нельзя, хотя дела все в старом порядке. Из последнего письма Вы видели, что мы приготовлялись к великолепному зрелищу царского бракосочетания. Оно назначено было 19 Января. 6 числа здесь всегда бывает большая церемония по случаю водоосвящения, совершаемого ежегодно в воспоминание Крещёния Спасителя; при этой церемонии обыкновенно присутствует Государь и командует войсками, которые обыкновенно ставятся в строй на льду реки Невы [41]. Бедная Государыня также должна была в этот день явиться пред народом. Она проезжала мимо моего дома в сопровождении гвардии и длинного ряда экипажей, с пышностью, какую только можно вообразить; сидела она в открытых санях, нарочно приготовленных для этой процессии. Император, по обычаю русскому, стоял за санками.

В этот день было чрезвычайно холодно и от того я не поехала на обед ко двору, куда приглашена была вся знать для принятия юных монархов по возвращении их с церемонии. Они стояли на льду между войсками в продолжении четырех часов. Как скоро вошли в комнату, то император начал жаловаться на головную боль, которая была следствием простуды; призвали медика, который дал советь больному лечь в постель, потому что он был очень нездоров. Этим кончилось собрание. императрица во весь этот день казалась задумчивою, впрочем большой перемены от последнего происшествия в ней не было заметно. Она так же рассталась со знакомыми, как и встретилась, т. е. с серьезною ласковостью (если так могу выразиться). На следующий день открылась на императоре оспа, а 19 числа т. е. в тот самый день, в который назначено совершение брака, он скончался, в три часа утра. Я думаю, что многие в городе не спали в эту ночь. По крайней мере мы не ложились, когда узнали в какой опасности находился больной. Кто тогда мог предузнать последствия, которые произошли от сильных споров о наследстве Престола? [42] В 8 часов следующего утра провозгласили императрицею вдовствующую герцогиню Курляндскую [43]. Она была вторая дочь царя Иоанна, старшего брата Петра Первого. Он оставил после себя трех дочерей: старшая была за герцогом Мекленбургским, но она после возвратилась в С. Петербург, где и теперь живет с одною своею дочерью; вторая была за умершим герцогом Курляндским, с коим жила в супружестве только шесть недель и осталась вдовою [44], третья незамужняя живет здесь. По пресечении мужеской линии Петра Великого, наследие перешло в женскую линию, происходящую от старшего его брата. По этому закону надлежало бы взойти на престол старшей его дочери, но она была в замужестве за человеком беспокойным [45]. Новая императрица ещё в Курляндии [46], её ожидают скоро сюда.

Я воображаю, что Вы по своей чувствительности содрогаетесь об участи молодой, оставленной невесты, которая для престола оставила человека, ею любимого, и теперь лишилась своего вознаграждения — величия; но я должна сказать вам, что Княжна Долгорукая явилась героинею: она сказала однажды: «как член государства, я оплакиваю потерю, как частное лицо я радуюсь, потому что его смерть освободила меня от величайших мучений, какие может только выдумать жесточайший тиран или самый изобретательный кровопийца.» На свою будущую судьбу она смотрит хладнокровно: свою любовь надеется подавить, что же касается до телесных мучений, она их легко перенесет; один благородный человек, видевший эту особу, сообщил мне, что когда он, нашедши её оставленною с одною только девушкою и лакеем, служившими ей с детства, изъявил на это своё негодование, она отвечала: «Милостивый Государь! С юных лет моих, до времени обручения с венценосным наследником я надеялась, что никогда не буду предана общему бесчестью или доведена до нищеты. Мое сердце наполнено было одним предметом, с коим и самое уединение было бы приятным.» Казалось, она погрузилась в размышление при слове: «одним предметом», потом, как бы пробудившись, быстро произнесла: «Я запретила себе думать о нем с той минуты, как это сделалось для меня преступным; но я могу быть недовольною своим семейством, которого поступки достойны порицания. Я не притворялась в моей любви, но они принесли меня в жертву, и вот они сами подвергаются за то бедствиям.» [47]

Вы, милая моя, так справедливо судите обо всем, что мне не нужно при описании этой сцены предаваться тем размышлениям, к каким невольно возбуждает непостоянство нашего света. Каждый час нашей жизни свидетельствует, что наши радости носят на себе отпечаток какой то легкости и насмешливости; чтобы приучиться к равнодушию во всех переменах, не должно думать, что в этом мире все продолжительно. Я уже наскучила Вам письмом; впрочем, если бы и хотела продолжать мои поучения, но курьер уже ожидает. Прибавлю только, что нам здесь нечего страшиться за нашу жизнь или имущество.

Во все время, как мы (особенно я) были в опасности, я думала поступать гораздо решительнее, нежели как Вы может быть ожидали от Вашей робкой