Письма Колумбу - [2]

Большинство из нас покорно ходу событий; все наши возможности реализуются только в нашем воображении. Вы чувствовали, что принадлежите к тем немногим, кто призван вращать колесо событий, Ваше горение требовало действий.

И как же тяжко давались годы тщетного ожидания, когда ученые мужи и придворные в Португалии и в Кастилии единодушно осуждали Ваш замысел как невыполнимый. Годы разочарований, когда волосы седели и глазам стал присущ известный следующим поколениям по портретам непроницаемый взгляд. Скитаясь в латаном плаще, подчас принуждаемые голодом прибегать к милости францисканцев, отнюдь не достигнув Нового Света, в душе Вы уже овладели им. Вы превосходно знали, какую славу принесете тому суверену, который поддержит Ваше начинание. Будет ли то король Португалии Жуан II, или супруги-правители Кастилии — Арагона, или еще кто-нибудь — безразлично. Единственным предметом Вашей верности был Океан.

Весенний день у Пинос-Пуэнте. День, когда все изменилось. Когда Вас, до крайности подавленного годами неудач и унижений, с разъедающим душу последним отказом королевского двора в Гранаде, готового навсегда покинуть Испанию, настиг гонец с посланием их католических величеств. Мечта, лелеемая столько долгих лет, вдруг стала действительностью. Одним росчерком пера Вам, нищему чужеземцу, предоставили необходимые для плавания в неведомое корабли, присвоили дворянское звание и пожаловали титулы Адмирала Моря-Океана и вице-короля всех еще неизвестных земель и островов названного Океана.

День предвкушений, когда «Санта-Мария», «Пинта» и «Нинья» вышли из гавани Палоса. Месяцы предвкушений, а подчас и сомнений в море, когда Вы ложными данными о пройденной дистанции старались успокоить экипаж, который роптал все громче по мере того, как в ленивом Саргассовом море каравеллы все больше удалялись от Европы. Утро, когда впередсмотрящий на «Пинте» в бледном лунном свете увидел землю — да-да, не обманчивые облака на горизонте, а землю! Отороченные белой пеной песчаные берега, все ближе и ближе с каждым переворотом песочных часов.

Час, когда Вы сошли на берег и припали губами к земле острова, который сами островитяне называли Гуанахани, Вы же нарекли именем Святого Спасителя. Качающиеся пальмовые кроны, крики попугаев, спешащие на берег удивленные и возбужденные нагие смуглые люди, обильные слезы на Ваших щеках… Замысел, что долгие годы ожидания терзал Вашу душу, исполнен! Западный путь найден! Перед Вами — Азия, ревниво охраняющая свои несметные сокровища.

В этот час Вы знали (Ваши собственные слова), что Ваше имя гордо прозвучит во всем мире.

Счастливые месяцы торжества и сбывшейся мечты, когда Вы курсировали по приветливым водам, присоединяя остров за островом, землю за землей к Вашему вице-королевству.

Когда Вы настойчиво и убежденно называли Ваши острова Вест-Индией, а их обитателей индейцами — названия, которые по инерции стали употреблять и последующие поколения. Когда Вы продолжали верить, что остров, названный Вами Эспаньола (после он получил наименование Гаити), и есть Сипанго. Когда Вас еще не посетило сомнение в том, что земля, в честь испанской принцессы названная Вами Хуана (сегодня эту землю называют Куба), составляет часть страны Великого хана.

И все-то затем обернулось совсем по-другому. Сипанго, Катай и Индия — упорно отступающие, когда уже казалось, что рукой подать. Призрачные богатства — «родина золота», ускользавшая от Вас всякий раз, когда Вы уже думали, что достигли ее. Растущий разлад между испанцами и местными жителями, да и между самими испанцами — членами первой европейской колонии на западе (поселения на Эспаньоле, названного в честь королевы Изабеллой), коей предназначалась роль сердца Вашего вице-королевства. Осязаемые реальности для вице-короля и губернатора, повседневные задачи, от которых Вы с досадой уклонялись, ибо Ваше существо лучше согласовалось с парением облаков и переливами волн.

Чем больше свершенное нами — тем выше взлет. Чем больше неудачи — тем глубже падение. Ваше падение, такое глубокое — по видимости… Ваше унижение, такое исторически грандиозное. Возвращение из третьего плавания: адмирал, что разомкнул оковы Океана, сам закован в кандалы на собственном корабле — грубейшее оскорбление, нанесенное тупицей, коего королевский двор назначил проверить Ваши поступки и проступки^{3}.

И это, последнее плавание. Запрет посещать Эспаньолу — «малую Испанию», которую Вы открыли и преподнесли испанской короне. Прокатившийся над волнами издевательский хохот солдафонов в основанной Вами колонии, сердце Вашего собственного вице-королевства, когда Вы тщетно просили о милости: позволить войти в гавань, чтобы укрыться от надвигающегося урагана. Оскорбительные крики: «Адмирал комаров!»

И этот конец — такой конец великого океанского предприятия. Последние корабли посажены на мель после того, как помпы перестали хныкать и хлюпать в еле держащихся на воде корпусах. И сами Вы сломлены сотнями штормов и блужданий вдоль чреватых лихорадкой берегов, ограничены обществом все менее приветливых островитян и мятежных соотечественников, лишены сладости и блеска вельможных милостей.