Письма к утраченной - [10]

Дом напротив занимали двое мужчин средних лет. Утром выходили вместе, оба – в ярких самовязаных шарфах. Вечером возвращались врозь, один – увешанный пакетами из пафосного супермаркета. Обитателя третьего дома Джесс ни разу не видела. Наверное, это был дряхлый старик: к крыльцу трижды в день подъезжала машина, и появлялась женщина в синей униформе – видимо, сотрудница соцслужбы. Визиты совпадали с часами завтрака, обеда и ужина и вынуждали Джесс острее чувствовать собственный голод.

Скудный запас продуктов, обнаруженный в кухне, практически иссяк. Печенье с инжирной начинкой Джесс прикончила, а вместе с ним и рисовый пудинг-полуфабрикат, и одну из двух банок консервированных персиков, и пачку просроченных крекеров. Оставалась, помимо персиков, только банка мясного паштета. При взгляде на нее Джесс мутило; она дала себе слово, что вскроет паштет и персики только в самом крайнем случае.

Голод был страшнее темноты и холода, ибо терзал не только тело, но и мозг. Джесс не могла поднять себя с дивана; выпав из забытья, подолгу лежала, свернувшись под покрывалом, стеклянными глазами смотрела на оконный квадрат, отстраненно отмечала роение мыслей. Не один месяц – с того самого вечера, когда Додж впервые умышленно, с садистским наслаждением причинил ей боль, – Джесс жаждала сбежать. Затея казалась безнадежной, но побег все-таки удался. Джесс будто выскочила из темного туннеля и в непривычном, ослепительном свете никак не сориентируется, не поймет, куда теперь идти.

В конце концов голод принудил ее к действиям. Три дня полного покоя на диване (а может, и не три, Джесс потеряла счет времени) благотворно сказались на травмированной лодыжке, Джесс снова могла ходить. Деньги у нее имелись – в кармане куртки. Но также имелись и невыносимо грязные волосы, и платье, в котором недолго заполучить пневмонию. А вот обуви не было никакой. Собрав остатки сил, Джесс занялась решением этих проблем.

Начала она с головы.

В ящике кухонного стола нашлись ножницы – огромные, ржавые. У зеркального шкафчика в ванной Джесс наклонилась вперед и принялась пилить толстый «хвост». Тупые лезвия впились в массу, точь-в-точь как собака впивается в шмат жесткой конины. После изрядных усилий на плиточный пол шлепнулась целая копна темных, гладких, скользких прядей. Шампуня не было. Джесс открыла кран, выдохнула, нырнула под ледяную воду, заскрипела зубами.

Потом у нее кружилась голова, ставшая почти невесомой без тяжелых волос. Джесс растерлась жестким полотенцем и замерла у зеркального шкафчика, оценивая результат своих усилий.

Боже! С такой головой впору участвовать в массовке «Отверженных» или «Оливера Твиста». Глаза и рот стали непомерно большими, личико съежилось, нос от холода побагровел. Зато Джесс частично очистилась. И сбросила изрядную долю груза. Клацая зубами, она обхватила себя за плечи и пошла на второй этаж.

Первый этаж был ею обжит и в некоторые моменты даже казался собственным домом, однако до сих пор нечто не давало Джесс ступить на лестницу. Там, наверху, запретная зона, вторгаться как минимум неэтично. Собственный резкий смех отразился от стен, сжимавших узкий лестничный пролет. Джесс влезла в чужой дом, стащила еду из буфета, вскрыла письмо, адресованное не ей. Она уже вторглась, причем по самые уши.

Наверху была крохотная лестничная площадка с двумя дверьми. Та, что слева, была закрыта, зато в щель между притолокой и правой дверью сочился свет. Там оказалась комнатка, вмещавшая лишь двуспальную кровать, туалетный столик и старообразный платяной шкаф из хлипкой с виду темной древесины.

Кровать щеголяла стеганным полиэстеровым покрывалом лососевого оттенка. Полировка туалетного столика хранила следы рассыпанной пудры и липкие кружочки от флаконов.

Джесс шагнула к платяному шкафу. Дверца слегка разбухла, и при открывании серебристо звякнули металлические плечики на тонком тросе. Увы, пустые; впрочем, из самого нутра Джесс извлекла несколько реликтов иной эпохи. Там, в исчезнувшем мире, женщины одевались как леди – в пошитые по фигуре костюмы, в платья на мелких пуговках; носили шляпки и высокие каблуки. Из темноты сверкнула зубами и стеклянными глазами горжетка. Джесс поежилась. Сняла с ближайших плечиков бежевое пальто-тренч. Пригодится: прикроет развратное платье и защитит от холода, не сделав Джесс похожей разом на бабушку Красной Шапочки и на Серого Волка.

Внизу громоздились, составленные по две и по три, обувные коробки с изображением содержимого. Те, что были сверху, вмещали добротные и неуклюжие туфли и боты для страдающих бурситом большого пальца стопы и отечностью лодыжек. Пожалуй, Джесс стоило обратить на них особое внимание. Она же смотрела на нижние коробки, старые, пожелтевшие, с элегантными лодочками и шпильками. Одну коробку Джесс вытащила.

В ней были черные туфли из мягкой кожи. Пыль покрывала их, подобно тому, как пушок покрывает зрелые сливы. Джесс стерла пыль краем лососевого покрывала и надела туфли. Каблуки не очень высокие, в дюйм, но тонкие – Джесс покачнулась, едва сделав шаг. Вдобавок туфли оказались велики. Впрочем, поскольку другие ей не светили, Джесс решила, что справится.