Письма к сыну - [65]

Я уверен и, уж во всяком случае, надеюсь, что ты никогда не употребишь глупых слов, которые очень любят дураки и тупицы, нелепым образом стараясь ими себя оправдать: «Я не могу это сделать», когда речь идет о вещах, которые ни в силу физических, ни в силу моральных причин не являются невозможными. «Я не могу долго уделять внимание чему-то одному», – говорит один дурак: это значит только, что он такой дурак, что не может. Мне вспоминается увалень, который не знал, куда девать свою шпагу, и всякий раз имел обыкновение снимать ее перед обедом, говоря, что никак не может обедать, когда он при шпаге. Раз как-то я не удержался и сказал, ему, что это вполне можно сделать, не подвергая опасности ни себя, ни других. Стыдно и нелепо говорить, что ты не в состоянии делать то, что все люди вокруг тебя делают каждодневно.

Есть и еще один порок, против которого я должен тебя предостеречь, – это лень: ничто, пожалуй, не мешало так людям провести с пользой свои путешествия. Прошу тебя, всегда будь в движении. Утром подымайся рано и осматривай город, а во второй половине дня старайся увидеть побольше людей. Если тебе предстоит пробыть только неделю в каком-нибудь самом маленьком городке, все равно осматривай все, что там надо видеть, познакомься с возможно большим числом людей и посети все дома, которые сможешь.

Советую тебе также, хотя, может быть, ты уже подумал об этом сам, носить всегда в кармане карту Германии, на которой нанесены все почтовые дороги, а также какой-нибудь краткий путеводитель. Глядя на карту, ты будешь запоминать расположения отдельных мест и расстояния между ними, а из путеводителя узнаешь о множестве достопримечательностей, которые надлежит посмотреть и которые иначе могут ускользнуть от твоего внимания;

хоть сами по себе они, может быть, и не так уж много значат, ты потом будешь жалеть, что побывал в этих городах, а их не увидел.

Теперь ты подготовлен к путешествию и предупрежден обо всем, и да хранит тебя Бог. Felix faustumque sit![231] Прощай.

LVIII (Как надо вести себя с соперником и с врагом)

Лондон, 29 сентября 1752 г.

Милый друг!

Для молодого человека, такого, как ты, самое важное, но вместе с тем и самое трудное (знаю это по собственному опыту) – уметь вести себя благоразумно с теми, кто тебе неприятен. У вас горячие страсти и ветреные головы; вы ненавидите всех тех, кто не согласен с вашими взглядами, идет ли речь о честолюбии или о любви, а в том и другом соперник – это почти то же самое, что враг. Когда вы встречаетесь с таким человеком, вы в лучшем случае не можете скрыть свою холодность и бываете натянуты и неловки, а подчас даже резки, вам непременно хочется нанести ему какую-нибудь косвенную обиду. Все это неумно, ибо один человек имеет такое же право добиваться должности или женщины, как другой; в любви это крайне неосторожно: вы только портите этим себе все дело, и в то время как вы оспариваете друг у друга первенство, торжествует обычно третий. Согласен, что положение это весьма тягостно: человек не может думать и чувствовать иначе, чем привык, а ведь он всегда болезненно и мучительно переживает, когда кто-то становится ему поперек дороги и не дает добиться успеха при дворе или расположить к себе женщину. Между тем надо быть достаточно благоразумным и ловким, чтобы сдержать неприязнь, если причину ее устранить нельзя. Оба претендента, когда они дуются друг на друга и препираются между собой, этим только огорчают свою даму, тогда как, если у одного из них хватает самообладания (что бы он в это время ни чувствовал в душе), чтобы стать с другим приветливым, веселым и вежливым без всякой натянутости и аффектации, как будто между ними нет и не было никакого соперничества, – не приходится сомневаться, что он больше понравится даме, а другой будет чувствовать себя вдесятеро униженным и посрамленным: он решит, что соперник его спокоен, потому что твердо уверен в своей победе. И вот он начнет вести себя с дамой вызывающе, осыпать ее упреками, и между ними может даже возникнуть ссора. То же самое и в делах: тот, кто может лучше всего распоряжаться чувствами своими и лицом, будет всегда иметь безмерные преимущества над другим. Это то, что французы называют un procede honnete et galant[232] – быть подчеркнуто вежливым с человеком, с которым люди мелкие в подобном же случае обошлись бы неприязненно или, может быть, даже грубо. Приведу тебе один пример из моей собственной жизни, и, пожалуйста, вспомни о нем, если сам попадешь когда-нибудь в подобное положение, а я надеюсь, что когда-нибудь так оно и будет.

Когда я в 1744 году приехал в Гаагу, моей задачей было незамедлительно вовлечь Нидерланды в войну и обусловить количество войск, которое они должны поставить, и т. п. Известный тебе аббат де ла Виль, представлявший там интересы Франции, должен был не допустить, чтобы Нидерланды вступили в войну. Мне сообщили об этом, и я, к огорчению своему, узнал, что это человек способный, деятельный и умеющий настоять на своем. Мы не могли увидеться ни у него, ни у меня, потому что государи наши воевали друг с другом, но как только нам довелось встретиться в третьем месте, я попросил, чтобы меня представили ему, и сказал, что, хотя нам, как представителям враждующих государств, и надлежит быть врагами, я льщу себя надеждой, что мы тем не менее можем стать друзьями, и еще кое-что в том же роде, на что он ответил мне в столь же учтивой манере. Два дня спустя я отправился рано утром ходатайствовать перед амстердамскими депутатами и нашел там аббата де ла Виля, который меня опередил. Тогда я обратился к депутатам и, улыбаясь, сказал: