Письма к провинциалу - [14]

— Возможно ли, чтобы Сорбонна ввела в церковь такое заблуждение, что «все праведные всегда имеют способность исполнять заповеди?»

— Как вы сказали? — спросил меня мой ученый. — Разве вы называете заблуждением мнение столь католическое, что одни лютеране и кальвинисты оспаривают его?

— А как же, — спросил я, — разве это не ваше мнение?

— Нет, — сказал он, — мы предаем его анафеме как еретическое и нечестивое.

Пораженный этим ответом, я понял, что зашел чересчур далеко в своем янсенизме, как перед тем в молинизме. Ho, не будучи вполне уверен в смысле его ответа, попросил его ответить мне искренне, верует ли он[67], что «праведные всегда имеют способность соблюдать заповеди». Тут мой собеседник разгорячился, но от благочестивого рвения, и стал говорить, что никогда он не будет скрывать своих убеждений ради чего бы то ни было: что это — его вера, и что он и единомышленники его готовы до смерти постоять за это, как за чистое учение св. Фомы и св. Августина, их учителя.

Он говорил так решительно, что я не мог более сомневаться. Утвердившись в подобном мнении, я вернулся опять к моему первому ученому и с немалым удовольствием заявил ему о своей уверенности относительно скорого воцарения мира в Сорбонне, поскольку янсенисты согласны с наличием у праведных способности исполнять заповеди, а также о том, что я ручаюсь за упомянутое согласие и заставлю их подписаться кровью под данным тезисом.

— Потише! — сказал он мне, — надо быть теологом, чтобы понять, в чем тут суть. Различие между нами так тонко, что сами мы едва замечаем его, поэтому для вас постичь предмет такого рода было бы слишком трудно. Итак, довольствуйтесь тем, что янсенисты вам, разумеется, подтвердят способность всех праведных всегда исполнять заповеди: мы не об этом спорим; но они вам не скажут, что способность эта ближайшая. Вот в чем суть.

Такое слово было ново для меня и неизвестно. До сих пор я понимал дело, но этот термин поверг меня во мрак, и, думается, что и изобретен он был только для того, чтобы сеять раздоры. Я было попросил объяснить мне его суть, но г — н N сказал, что это тайна, и, не дав никакого другого разъяснения, послал меня к янсенистам спросить, допускают ли они эту ближайшую способность. Я нагрузил свою память этим термином, потому что разум мой не принимал тут никакого участия. Из страха позабыть его, я поспешил вернуться к моему янсенисту, и после первых же приветствий спросил:

— Скажите, пожалуйста, допускаете ли вы ближайшую способность?

Он рассмеялся и ответил холодно:

— Скажите сами, в каком смысле вы это понимаете, и тогда я скажу вам, что я об этом думаю.

Так как познания мои не простирались столь далеко, то я оказался в затруднительном положении, но, чтобы визит не пропал даром, сказал наудачу:

— Я имею в виду смысл, предлагаемый молинистами.

Тогда мой собеседник заметил с невозмутимостью:

— На кого же из молинистов вы указываете?

Я указал на них всех вместе, так как они составляют одно тело, движимое единым духом.

— Вы чрезвычайно малосведущи, — был мне ответ. — Они не только не одного мнения, а даже совсем противоположных. Соединившись в намерении погубить г — на Арно, они придумали согласиться с целью выработки единого языка, что и те, и другие будут сообща употреблять термин ближайшая, хотя понимать его они будут различно, дабы благодаря этому кажущемуся единомыслию появилась возможность образовать внушительную партию, составить большинство и таким образом подавить наверняка своего оппонента.

Ответ изумил меня. Но, не обращая внимания на внушения насчет злых умыслов молинистов, в которые я не хочу верить на слово, да и нисколько это не интересно для меня, я старался только узнать различные значения, которые они дают этому таинственному слову ближайшая Мой янсенист сказал:

— Я охотно объяснил бы вам данный вопрос, но вы тут увидите такую несообразность и такое грубое противоречие, что едва ли поверите мне: я покажусь вам подозрительным. Гораздо надежнее для вас, если вы это узнаете от них самих; я дам вам их адреса. Вам стоит только повидаться порознь с неким г — ном Лемуаном и с о. Николаи.

В ответ я заметил, что не знаком ни с тем, ни с другим.

— Постойте, — сказал он, — может быть, вы знаете кого — нибудь из тех, кого я назову вам сейчас, это последователи г — на Лемуана.

Действительно, некоторых из них я знал. Затем он сказал мне:

— Посмотрите, не знакомы ли вы с кем — нибудь из тех доминиканцев, которых называют новыми томистами, ведь их взгляды — все равно что взгляды о. Николая.

И между теми, кого он назвал, у меня также оказались знакомые. Решившись воспользоваться его советом и выпутаться из затруднения, я попрощался и отправился сначала к одному из последователей г — на Лемуана.

Я стал его упрашивать объяснить мне, что значит иметь ближайшую способность сделать что — нибудь.

— Понять это нетрудно, — сказал он, — речь идет о наличии всего необходимого для действия, так, чтобы последнее не испытывало ни в чем недостатка.

— Стало быть, — сказал я ему, — иметь ближайшую способность переправиться через реку — значит иметь судно, гребцов, весла и все остальное, так что ни в чем нет недостатка.